Адам Пшехшта - Тень [litres]

– Я не хотел бы об этом говорить, к тому же это уже не имеет значения. Ты не можешь рассчитывать на такую помощь.

– Большое спасибо за исчерпывающую информацию! Может, что-то еще скажешь про это обезглавливание? У нас в делегации два адепта, но ни один из них не понимает, что ты имел в виду.

– Материализация, что же еще? Помнишь то оружие, что мы отобрали у разрушителя?

– Ты можешь сделать что-то такое? Покажи!

Рудницкий пожал плечами и призвал черный клинок.

– Производит впечатление, – признал россиянин. – Жаль, что у меня нет такого меча.

Алхимик задумался на минуту, потом махнул рукой.

– Подай мне, пожалуйста, коричневый саквояж, – попросил он Анквича.

Мужчина снял с полки большую кожаную сумку и положил Рудницкому на колени.

– Это подарок царя? – поинтересовался Самарин.

– От Алексея. Откуда знаешь?

– Фирма, что выпускает такие сумки, уже двести лет работает только на царскую семью, – пояснил офицер. – Что ты еще получил?

– Его величество прислал лампу, царица – комплект столовых приборов, старшие княжны – чайный сервис, а Анастасия – серебряного дракона. А еще я получил диплом об окончании медицинского института. Его выставил тот же институт, из которого меня отчислили.

– Что ты там ищешь?

– Вот, можешь оставить себе. – Алхимик вручил другу короткий черный меч. – Мне он больше не нужен.

– Спасибо. Когда мы в последний раз с тобой говорили, ты хотел рассказать что-то про нефилимов, – напомнил Самарин.

– Это не легенда, все адепты произошли от нефилимов. Некоторые Проклятые могут идентифицировать таких людей и убить в качестве меры предосторожности.

Участившийся пульс генерала свидетельствовал о том, что только эта информация его удивила.

– Теперь мне все понятно, – буркнул россиянин. – То есть не нужно сражаться с theokataratos , чтобы стать целью их охоты. Потому ты не остался до конца конференции? – вдруг спросил он.

– Я ухожу из политики, совсем.

– Как для человека, который не хочет иметь ничего общего с политикой, ты неплохо вляпался. Ведь дело не только в войне. Что с многовековыми колониальными империями? А национальные намерения разнообразных меньшинств? Вместо одной большой войны мы можем заиметь сотню маленьких.

– Только в том случае, если сильные продолжат угнетать слабых, – сухо ответил алхимик. – В конце концов, не все так просто, никто не выиграет одной магией, а адепт, даже знающий символ смерти, не является всемогущим. Твое подразделение доказало это под Варшавой… Я не думаю, что в ближайшее время нам грозит какой-то тотальный хаос, однако в будущем военной мощи может не хватить, чтобы навязать свою волю слабым. И насчет войны… ты же советник царя?

– Это сильно сказано, – осторожно ответил Самарин. – Однако его величество прислушивается ко мне.

– Тогда посоветуй ему отступить от Польши.

Рудницкий не видел черты лица генерала, но заметил, что тот вздрогнул на слове «Польша» вместо Варшавская республика.

– И не только потому, что ваши войска могут быть уничтожены, – продолжил алхимик. – Эти ограничения, о которых я говорил на конференции, были введены не людьми или Проклятыми, а Им. – Он указал пальцем вверх. – И, как я думаю, не без причины. Возможно, это сигнал или выражение Его воли? Я не теолог, но на месте правителей, оккупирующих чужие территории, предпочел бы не злоупотреблять Его терпением…

– Ты думаешь, что Станкевич потребует убрать чужие войска с территории бывшей Польши?

Алхимик усмехнулся, услыхав «бывшая Польша».

– Он был бы идиотом, если бы не сделал этого. И еще одно: отзови своих людей. Я не хочу, чтобы за мной следили.

Минуту оба молчали, аура генерала покраснела.

– Ну я и дурак! – пробормотал Самарин. – Ты не возвращаешься в Варшаву, да?

Рудницкий постучал тростью в потолок и приказал остановить карету.

– Господин граф выходит, – сказал он по-немецки.

– Мы еще увидимся? – тихо спросил россиянин.

– Кто знает, – ответил алхимик, протягивая руку на прощание.

Самарин сжал друга в медвежьих объятиях, после чего выскочил из кареты. Колеса застучали по мостовой, был слышен звон трамвая и шум большого города, откуда-то издалека доносился грохот вагонов и свист локомотива. Вскоре Рудницкий почувствовал запах дыма и железа. «Время попрощаться с Цюрихом», – подумал он.

Из полусна его вырвали стук дверей и визг тормозов. Рудницкий потянулся за пальто. В поезде использовалась устаревшая система обогрева в форме наполненной горячей водой подножки, а поскольку воду давно не подливали, было довольно холодно.