Адам Пшехшта - Тень [litres]

« Ты правда хочешь его поколотить ?» – неожиданно отозвалась Люсия.

«Правда».

« Почему ? – с интересом спросила она. – Он же тебе ничего не сделал ».

Алхимик тревожно потер виски: этому воплощению Люсии было не больше десяти.

«Он натравил на маму родственников. Помнишь? Тех, кому ты сломала карету. Если бы не он, они не осмелились бы появиться в городе».

Разум ребенка взорвался злостью.

« Я его сейчас …»

«Нет! Не делай ему больно!»

« Ты же сам хотел его побить !»

«Ну да, но я боюсь, что ты перестараешься. Это родственник господина Станкевича».

« Если мы его побьем, то этому господину будет жалко ?»

«Не слишком, при условии, что все закончится синяками».

« Тогда я легонько ».

«А сможешь? Поскольку, если перестараешься, у меня будут проблемы».

« Я могу подражать тем господам, что дерутся. То есть ударить так же сильно, как они ».

«Каким господам?» – поинтересовался Рудницкий.

« Ну, тем, что в смешных рукавицах ».

«Боксеров?»

« Ага ».

«Хорошо, – согласился алхимик. – Но жди сигнала».

« Что такое сигнал ?»

«Когда скажу, тогда ударишь его».

« Ага ».

– Предлагаю считать вопрос решенным, – отозвался Медзинский, прерывая тишину. – Я не люблю волновать дядю.

– Не думаю. Ваши извинения меня не удовлетворили.

– Вы всегда можете отправить ко мне секундантов. Конечно же, после того, как вернете зрение, – насмешливо сказал офицер. – А сейчас с позволения…

«Сейчас!» – мысленно крикнул Рудницкий.

Алхимик увидел только результат удара: капитан Медзинский отлетел, словно его лягнула лошадь, и тяжело упал на ковер. Он поднялся на ноги лишь через пару минут.

– Что это такое? – пробормотал он. – Как вы смеете?

– Молчи, засранец! Вы действительно думаете, что можно безнаказанно изводить мою жену?

– Да я вас…

«Ударь его еще пару раз, – попросил Рудницкий. – Только ничего ему не сломай».

Девочка с энтузиазмом исполнила его указания, алхимик видел, как голова молодого человека откинулась назад, как боксерская груша. Через несколько минут безжалостного битья капитан согнулся пополам и потом упал на колени.

Алхимик подошел к Медзинскому, схватил его за шкирку и одним движением поставил на ноги.

– Если еще раз ты встанешь у меня на пути, тебе не поможет никакой дядя! Это понятно? – прошипел он.

– Да! Я…

Рудницкий открыл двери и вытолкал мужчину в коридор. Принимая во внимание, что крестник Станкевича счел целесообразным ползти на четвереньках, избиение должно было быть жестоким.

«Ты не перестаралась?» – с беспокойством спросил алхимик.

« Как я и обещала, я повторяла только удары тех… боксеров », – обиженным тоном ответила Люсия.

«А кого конкретно? Ведь этот господин выглядел так, словно его сбил автомобиль».

« Ты не сказал, кто это должен быть, поэтому я выбрала такого… большого. Его звали Виллард или как-то так ».

– Ну прекрасно, – пробормотал вслух Рудницкий.

Джесс Виллард был два метра ростом и действительным чемпионом мира в тяжелом весе. В Гаване он нокаутировал Джека Джонсона.

« Но знаешь что ? – продолжила девочка. – Лучше не говори про это мамочке, кажется, мы немного напортачили ».

До того как алхимик смог что-то ответить, в кабинет вошел Станкевич. Аура генерала пульсировала в быстром ритме, однако офицер не выглядел разгневанным. Рудницкий шестым чувством ощутил, что в эмоциях генерала преобладает облегчение.

– Нахальный сопляк, – извиняющимся тоном произнес Станкевич. – Я думаю, ему будет о чем поразмыслить. Он никогда не получал так. Как вам это удалось? – с интересом спросил он. – Вы чемпион Варшавы по боксу?

– У каждого есть свои маленькие тайны, – уклончиво ответил алхимик.

Он не видел необходимости объяснять, что Виллард намного лучше чемпиона Варшавы.

– Что с конференцией? – нетерпеливо спросил алхимик.

– Ну что ж, россияне и немцы отреагировали почти сразу, похоже, твое имя имеет свой вес и в Берлине, и в Петербурге. Англичане и французы также примут участие в конференции, однако пришлют только наблюдателей. Австро-Венгрия отклонила приглашение, но после атаки Брусилова их армии и так не в счет. Итальянцы не ответили. Как и несколько других могущественных государств.

– Когда?

– Через пять дней, в следующий вторник. Быстрее не получится, – сказал Станкевич. – Ты знаешь, что я должен еще убедить наше правительство.