Мэгги Стивотер - Похитители снов

И вдруг Адама посетило очередное видение.

Он подумал: «Что это значит?». Картинку нельзя было толком ухватить. И до сих пор это случалось с ним лишь единожды. Но само чувство никуда не делось – то ли образ, который он мельком увидел, то ли некое движение на периферии. Как мгновенный снимок, запечатлевшийся в мозгу.

У Адама возникло странное, неприятное подозрение, что он не может доверять собственным органам чувств. Как будто он пробовал образ на вкус, или нюхал ощущение, или прикасался к звуку. Примерно то же самое было в душе, когда Адаму показалось, что в зеркале он увидел слегка неверное отражение самого себя.

Предыдущие тревоги исчезли, сменившись мгновенным страхом за свою потрепанную оболочку. Его столько раз били. Он и так уже оглох на левое ухо. Возможно, в одну из тех страшных, полных напряжения ночей было утрачено что-то еще.

А потом Адам кое-что заметил.

И обернулся.

Когда Адам позвонил, Ронан, Ной и Ганси болтались в местном «Доллар-сити». Теоретически они заехали за батарейками. А практически – они пришли, потому что Блу и Адам работали, а бесформенный гнев Ронана всегда усиливался по вечерам. «Доллар-сити» был одним из немногих магазинов в Генриетте, куда пускали с домашними животными.

Ганси ответил на звонок, пока Ронан рассматривал упаковку ластиков в форме крокодила. У резиновых животных было шесть разных выражений ужаса на выбор. Ной пытался перекосить рот так, чтобы он выглядел как у Бензопилы, которая сидела у Ронана на сгибе локтя и подозрительно смотрела на него. В другом конце магазина продавщица с равным недоверием глядела на нее. Хотя в «Доллар-сити» пускали с домашними животными, сотрудники сомневались, что в их число входят падальщики.

Ронан явно наслаждался недовольным видом продавца.

– Алло? А, привет, – сказал Ганси, трогая записную книжку с пистолетом на обложке.

Когда он произнес «а, привет», его голос явственно изменился. Это значило, что звонил Адам, и гнев в душе Ронана отчего-то вспыхнул вновь. Вечером ВСЁ казалось хуже.

– Я думал, ты еще на работе. Что? А, мы на игровой площадке буржуазии.

Ронан показал Ганси пластмассовые стенные часы, хитроумно сделанные в форме индюка. Бородка под клювом отсчитывала секунды.

– Mon dieu! – произнес Ганси и сказал в трубку: – Если ты не уверен, то, наверное, нет. Женщину очень трудно с чем-либо перепутать.

Ронан сам не знал, отчего он злится. Хотя Ганси не сделал ничего, способного вызвать у него гнев, он явственно подлил масла в огонь. И сейчас, зажав мобильник между ухом и плечом, он рассматривал пластмассовые тарелки, на которых были нарисованы улыбающиеся помидоры. Из-под расстегнутого ворота виднелись ключицы. Никто не стал бы отрицать, что Ганси был просто воплощением юности, блистательным результатом удачного и расчетливого брака. Впрочем, обычно он так лоснился, что Ронан легко с этим мирился: Ганси явно относился к другому виду, нежели бесцеремонное семейство Линч. Но сейчас волосы у Ганси растрепались, а шорты с обилием карманов были сплошь испачканы машинным маслом от возни с «Камаро». Без носков и с голыми ногами он выглядел настоящим, обыкновенным, вполне досягаемым человеком, и от этого Ронану почему-то хотелось пробить кулаком стенку.

Отведя телефон ото рта, Ганси сказал:

– Адам думает, что видел у себя в комнате привидение.

Ронан взглянул на Ноя.

– Я вижу привидение прямо сейчас.

Ной сделал грубый жест, до смешного нестрашный в его исполнении, как если бы зарычал котенок. Продавец неодобрительно пощелкал языком.

Бензопила восприняла это как личное оскорбление. Она раздраженно затеребила кожаные шнурки на запястье Ронана, напомнив ему о странном подарке Кавински. Было не вполне приятно сознавать, что какой-то другой человек столь внимательно его изучал. Кавински подобрал пять совершенно правильных по цвету и фактуре шнурков. Ронан задумался, что тот имел в виду.

– И как долго? – спросил Ганси в трубку.

Ронан прислонился лбом к верхней полке. Металлический край врезался ему в лоб, но он не двигался. Вечером тоска по дому становилась неумолимой и вездесущей, она словно витала в воздухе. Он видел в магазине дешевые кухонные прихватки – и вспоминал о матери за ужином. Он слышал стук ящика кассы – и видел отца, вернувшегося домой в полночь. До него внезапно доносился запах освежителя – и это были семейные поездки в Нью-Йорк.

По вечерам дом казался таким близким. Он мог бы добраться до Амбаров за двадцать минут.