Мэгги Стивотер - Похитители снов

Так вот что это было? Мир, словно обтрепавшийся по краям… Но прямо сейчас Ронан чувствовал только тревогу, которую пиво притупило до глупости.

– Некогда практиковаться. Машина нужна мне сейчас, иначе я не смогу вернуться.

Кавински сказал:

– Тебе необязательно возвращаться.

Ничего более бессмысленного он не говорил с самого начала эксперимента. Ронан просто проигнорировал эти слова. Он сказал:

– Я сделаю еще раз. И у меня всё получится.

– Блин, да.

Кавински достал еще пива – возможно, он и его добывал во сне – и тоже залез на капот «Камаро».

Они несколько минут пили молча. Он страстно мечтал о чем-нибудь помимо лакричных конфет. Сны отнимали много сил.

Если бы Ганси увидел его сейчас… Эта мысль изгибалась и чернела в душе Ронана, скручиваясь, как сгоревшая бумага.

– Бонусный раунд, – сказал Кавински и добавил: – Открой пасть.

Он положил Ронану на язык очередную таблетку. На мгновение тот успел ощутить на кончиках его пальцев вкус пота, резины и бензина. Потом таблетка ухнула в желудок.

– И что от нее будет? – спросил Ронан.

Кавински ответил:

– Смерть – это скучный побочный эффект.

Прошла секунда.

Ронан хотел сказать: «Подожди, я передумал».

Но обратной дороги не было.

Он стал чужаком в собственном теле. Закат врезался в глаза, косо и неумолимо. Мускулы дернулись; он лег ничком и прижался щекой к капоту – жар металла был болезненным, но не настолько, чтобы быть невыносимым. Ронан закрыл глаза. Его не швырнуло в сон, он оказался в состоянии текучей обреченности. Он чувствовал, как у него схлопывается мозг.

Спустя несколько секунд он услышал, как застонал капот, когда Кавински наклонился над ним. Мозолистый палец медленно провел по его спине. Неторопливо описал дугу между лопаток, обводя очертания татуировки. Спустился вдоль позвоночника, воспламеняя каждый мускул по пути.

Запал в душе Ронана сгорал, превращаясь в ничто.

Ронан не двигался. Если бы он шевельнулся, этот палец пронзил бы его насквозь. Оставил рану. Обратной дороги не было.

Но возможно, Ронану померещилось. Что тут было реальным?

И вновь среди спящих деревьев стоял «Камаро». Вновь за ним пряталась Девушка-Сирота с грустными глазами. Листья дрожали и вяли.

Ронан чувствовал, как это место лишается силы.

Он подкрался к машине.

Войти

Выйти

– Ронан, – прошептала Девушка-Сирота. – Quid furantur as nos?

«Почему ты крадешь у нас?»

Она увядала, как Ной, и была еле различима, как мертвая.

Ронан шепотом ответил:

– Еще одну. Пожалуйста.

Она уставилась на него.

– Unum. Amabo te. Я прошу не за себя.

Войти

Выйти

Но на сей раз он не прятался. Он не был вором. Ронан вышел из укрытия, и лес, внезапно ощутив его присутствие, содрогнулся. Затрепетал. Деревья шарахнулись.

Он не крал Бензопилу – самое правдивое, что когда-либо выносил из сна.

И не собирался красть машину. Только не теперь.

– Пожалуйста, – повторил Ронан. – Позвольте мне ее взять.

Он провел рукой по изящной линии крыши. Когда он отнял ладонь, та оказалась покрыта зеленой пыльцой. Ронан потер испачканные пальцы друг о друга, и сердце у него заколотилось. Вдруг стало жарко; в сгибах локтей собирался липкий пот, запах бензина щекотал ноздри. Это было воспоминание, а не сон.

Ронан открыл дверцу. Когда он сел, сиденье обожгло кожу. Он с особой остротой ощущал всё вокруг себя, вплоть до трещины под кое-как отремонтированной ручкой окна.

Он затерялся во времени. Это был сон?

– Назови его по имени, – велела Девушка-Сирота.

– «Камаро», – сказал Ронан. – «Кабан». Машина Ганси. Кабесуотер, пожалуйста.

Он повернул ключ. Мотор заводился, заводился, заводился, капризный, как всегда. Абсолютно реальный.

Когда мотор взревел, Ронан проснулся.

Кавински ухмылялся сквозь ветровое стекло. Ронан сидел за рулем «кабана».

Из кондиционера порывами выходил воздух, пахнувший бензином и выхлопом. Ронану не нужно было заглядывать под капот, чтобы понять, что стук, который он чувствовал ногами, исходил от настоящего мотора.

«Да, да, да».

А еще он понял, почему Кабесуотер исчез. И это значило, что теоретически он понял, как его вернуть. Это значило, что, возможно, он оживит мать. Это значило, что, возможно, Мэтью не перестанет улыбаться. Это значило, что он вернет Ганси не только исправленную машину.

Ронан опустил стекло.

– Я поехал.

Несколько секунд лицо Кавински ничего не выражало, а потом… включилось. Он сказал: