Евгения Сафонова - Когда завтра настанет вновь [litres]

– Мам, я не хочу уходить. Но так нужно. Я не могу объяснить тебе всего, но… от этого зависит моя жизнь. И не только моя.

Мама сощурилась, глядя на меня серыми глазами, ясными и холодными, как осеннее море. А я без страха, без стыда смотрела на неё в ответ – и очень надеялась, что не говорю лишнего.

С другой стороны, я не скажу больше того, что мама уже знает. От Коула, который по-прежнему приходил к ней четыре года назад.

– Ты видела этого дин ши? – В голос леди Форбиден вплелись угрожающие нотки. – Это он тебе наплёл?

– Коул. Его зовут Коул, – сказала я. – Да, я встретила его.

– Понятно. – Мамины пальцы сильнее врезались в моё запястье. – Значит, так. Никуда ты не идёшь. В кино – тоже. Отправляешься в свою комнату и сидишь там, пока я не…

– Мам, я когда-нибудь делала что-то плохое? Врала тебе? Связывалась с плохими людьми, с плохой компанией?

Она стояла, крепко удерживая мою руку: губы сжаты, глаза сверлят меня кусочками сизого льда – так же, должно быть, наш предок смотрел на магов-отступников. И, конечно, даже не думала меня отпускать. Какая мать отпустит своего ребёнка в другой мир – добровольно, на всю жизнь, зная, что больше никогда его не увидит? Я бы своего наверняка не отпустила.

Но я должна убедить её. И её, и Эша.

– Мам, я знаю, как ты любишь меня. И ты, и Эш. Так же, как я люблю вас. Поэтому я ухожу. Чтобы защитить вас. Но вы с Эшем должны знать, что я жива… что где-то там я жива и счастлива. Что я ушла вместе с тем, кого люблю и кто сможет меня защитить. – Я перевела взгляд на брата, молча наблюдавшего за мной. – Что он не такой, как отец.

– Так всё дело в нём? В этом сиде? Он поманил тебя пальчиком, и ты готова бежать за ним куда угодно? – В мамином голосе прорезалась горечь. – Не такой, говоришь. Я тоже так думала в своё время: что из всех сидов мне повезло встретить того, кто отнёсся к смертной девчонке не как к игрушке. А потом…

– Нет, дело не в нём. Совсем даже не в нём. Просто он единственный, кто может меня спасти. – Я качнула головой. – Мам, ты воспитала меня хорошей . Благоразумной. Я ненавидела отца всю свою жизнь, ты помнишь. И о фейри с Эмайна всегда думала с опаской. Во мне течёт их кровь, я не поддаюсь их очарованию, мне не так просто вскружить голову. И вы с Эшем, этот дом, моя привычная жизнь… всё это значит для меня куда больше, чем какой-то сид. Я бы никогда не покинула вас, если б так не было нужно.

Мама смотрела на меня. И я знала, что именно она сейчас вспоминает.

Слова Коула – о том, что я отказалась уходить, когда в другой, ныне стёртой жизни он звал меня с собой.

– Мам, ты должна мне поверить. Я твоя дочь. Я никогда не прекословила тебе, не своевольничала, не оспаривала твои решения. – Я накрыла мамину руку свободной ладонью; её пальцы подрагивали, мои – нет. – Ты веришь в меня? Веришь, что я не сделаю глупость, что я поступаю правильно?

Я не знала, сколько мы стояли так, на солнечной веранде, где тепло пахло нагревающееся дерево. Мама смотрела на меня, вглядываясь в лицо, так похожее на её собственное, – и я почти видела, как счётами щёлкают её мысли, сводя концы с концами, пытаясь осмыслить, пытаясь понять…

– Это точно не ложь? Не обман? – произнесла она затем. – То, что тебе нужно уйти?

Я кивнула, и мама вздохнула так, словно вся тяжесть мира только что обрушилась на её плечи.

…многие родители считают, что они всё знают лучше своих детей. Ведь те – неразумные, глупые, никогда не вырастающие существа, которые потом обязательно скажут «Спасибо» за все решения, что были приняты за них. И поэтому мы имеем такое количество сломанных судеб, сломанных отношений, сломанных людей…

Пальцы на моём запястье ослабли – и разжались.

– Тебе помочь собраться? – поинтересовалась мама негромко и почти спокойно.

…к счастью, Сабелла Форбиден не относилась к этой категории.

– Нет. – Я надеялась, что голос мой передаст всю благодарность и теплоту, что я ощутила в эту секунду. – Я поеду налегке.

– Может, тебя отвезти?

– Я лучше на автобусе. В долгих проводах лишь больше слёз, ты же знаешь. – Я поцеловала её в щёку, понимая: во мне есть силы уйти сейчас , но за часы, что я проведу в салоне Французика, они вполне могут испариться. – Спасибо, мам.

Она сжала меня в объятиях так крепко, словно хотела сломать пару рёбер. Затем, мягко отстранив, подтолкнула к двери в дом:

– Иди одевайся. Пока я не передумала.

Когда я вернулась на веранду, мамы там не было. Только Эш по-прежнему сидел за столом, провожая взглядом каждое моё движение.