Евгения Сафонова - Когда завтра настанет вновь [litres]

Всё кончено.

И в тот миг, когда я осознала это, весь пережитой ужас, боль, отчаяние предательства – всё нахлынуло вдруг, разом и вырвалось наружу звонким, истеричным, визгливым хохотом.

Один возлюбленный похитил меня, довёл до самоубийства и угробил кучу людей, исправляя это. Другой оказался маньяком, который убил мою подругу, убил шесть других девушек – и хотел убить меня.

– Везёт в любви, как леди рода Форбиден, – захлёбываясь хохотом – а может, всхлипами, – повторила я фразу, услышанную давным-давно. – Права была мама.

Сид подхватил меня на руки и понёс куда-то, пока я смеялась и рыдала, уткнувшись в его плечо. Что-то жизнь в последние дни часто вынуждает меня плакать… хотя можно ли назвать это жизнью? Рок говорила, что видит мою смерть: смерть девочки, которая где-то в другой жизни должна была покончить с собой, а потом – умереть под колёсами мобиля, а потом – быть убитой маньяком, но девочка никак не хочет умирать, и из-за этого снова и снова умирают другие.

Рок…

– Одевайся. – Сид опустил меня на твёрдую поверхность, и, открыв глаза, я поняла: он принёс меня на первый этаж, на кухню, и усадил на стул. – Одежда на столе.

Он не хотел, чтобы я заходила в гостиную. Знал, что я там увижу.

– Рок…

– Ты ничего не смогла бы сделать. – Коул отступил на шаг и отвернулся. – Одевайся.

Я поднялась на ноющие, затёкшие, негнущиеся ноги. Скинула ненавистную простыню и схватила со стола бельё, джинсы, рубашку.

…ещё одна смерть по моей вине.

Ещё одна ошибка, которую я никак не могу исправить.

Натянув одежду, я шагнула к выходу в коридор. Сид загораживал собой проём, стоя в дверях спиной ко мне, но поверх его плеча я всё равно видела открытую дверь гостиной и свой спальник, прикрывавший тело на полу.

Эш стоял на коленях рядом с Рок. Лицо его скрывали кудри, но я знала, что он не плачет.

Мой маленький брат всегда был сильнее, чем я.

– Пусти меня.

– Тебе это ни к чему. – Коул не обернулся. – Нам нужно отправляться на пристань и искать лодку.

– Пусти. Я хочу… быть с ней, когда она уйдёт.

Закат, почти угасший за окном, кутал фигуру сида в синеватый сумрак. Через несколько минут солнце окончательно скроется, оставив луну единолично властвовать на небосклоне, и я знала, что случится тогда.

Помедлив, Коул всё же отступил, давая мне пройти:

– Потом сразу едем на пристань.

У меня не осталось сил ни думать, ни возражать. Так что я молча кивнула и шагнула вперёд. Добравшись до гостиной, опустилась на пол рядом с Эшем; уставилась на спальник, на котором расплывалось тёмное пятно, сейчас казавшееся чёрным, и сумерки вокруг густели, пока небо за окном прощалось с умирающим закатом.

Я не знала, сколько прошло времени. Мы просто сидели и молчали в наступающей темноте, и минуты казались часами. Но в какой-то момент спальник дрогнул, встрепенулся, и пятно на нём исчезло.

Из-под плотной ткани выплеснулась чернильная дымка, обернувшаяся облаком призрачных, полупрозрачных, мерцающих в темноте бабочек. Дымчато-синих – цвета глаз, что когда-то увидели на улице Мулена мою смерть. Бабочки с лёгким шелестом взмыли ввысь и растворились во тьме.

Какое-то время мы с Эшем ещё сидели, глядя, как оседает на пол спальник, под которым теперь не было ничего, даже крови.

Баньши не нуждались в похоронах. Они и при жизни были призраками: мёртвые девочки, ожившие под светом взошедшей луны. И после смерти тела их просто исчезали – под той же луной, что дала им жизнь. Без следа.

Я сидела и думала о том, что там, за гранью, Роксэйн сейчас костерит меня на чём свет стоит. А может, и нет. Мне хотелось верить, что она сможет меня простить.

Я должна была ненавидеть Питера. И я ненавидела его: того монстра, который склонялся над Рок с бритвой в руках. И вместе с тем мне хотелось думать, что где-то в потустороннем мире Рок треплет по голове маленького мальчика с мятными глазами. Мальчика, который улыбнулся собственной смерти. Мальчика, который долго жил в плену своего внутреннего монстра, но в конце концов освободился.

Мальчика, любовь в чьей душе всё же победила другое чудовище – пусть и за секунду до гибели.

Может, это оскорбление памяти Рок и тех шести девочек, которые сейчас лежат в земле и к которым я должна была присоединиться. Но ненавидеть Питера Инэкинса-Джекевэя я не могла. Только Ликориса.

Только убийцу, для которого мёртвое тело Питера стало вечной клеткой.

– Пора.

Я не слышала, как подошёл Коул, но голос его прозвучал прямо за моей спиной. Эш тут же поднялся с колен и, тронув меня за плечо, протянул руку, помогая встать.