Сергей Москвичев - Лев Бессердечный и хозяйка механического кота [litres]

Я убил её, чтобы избавить мир от той, кто так и не понял, что в своей борьбе противостоял не просто прогрессу во всеобщем понимании. Она была преградой на пути к осуществлённой мечте. Дрёме за пределами грёз, которая стала возможна не без моего участия.

Эбонхэбэн, его окрестности, я надеюсь, что и весь мир, скоро узнают о том, чему поспособствовал я и горстка моих соратников.

Мы привели в действие механизм, разрушающий рамки человеческих границ, то, что позволит уйти за пределы наших обыденных жизней.

Возможно, скоро у Вас появятся новые рабочие заботы. Группе жалких оборванцев не избежать гнева Великого защитника своей госпожи. Ждать уже не долго, госпожа Ямамото. Я буду уходить из этого мира, зная, что сплел воедино то, что находится за гранью. Может, я увижу, как сплетутся две души? А может, и Вы увидите?

Ну а пока, наслаждайтесь дождём, ещё…»

Детектив Сумико Ямамото уронила письмо казненного профессора. Она читала его, считая бредом, пока не начался дождь. Серые осколки неба пролились на землю в момент, когда девушка дошла до нужных строк.

Письмо упало на намокшую почву, детектив подняла голову высоко к безразличному небу. Хотелось бы ей увидеть обещанное профессором, но сквозь капли, срывающиеся с крыши над городом туманов, она усмотрела лишь молнии, обещающие только самое начало бури.

– Кровь из задницы! – выругался профессор Артизан Акио, хлопнув входной дверью.

– Ты пришёл, – Юки вышла в прихожую и сразу принялась помогать мужу раззуться.

– Я приполз и, кажется, повредил левое заднее копыто.

Юки, сняв левый ботинок, заметила, что меховая отделка внутри отпоролась:

– Я отнесу мастеру в среду, походишь в других, – закончив с обувью, жена приняла пальто, которое Артизан неловко сбросил с плеч, едва не упав. – Глупо спрашивать, но ты снова пил?

– Нажрался, как свинья, – профессор Акио, спотыкаясь, повернул налево, в гостиную. Без разрешения дивана, в мокрых ниже колен брюках Артизан взгромоздился на его кожаный борт. – Я валялся в сугробе, пока какой-то мужик меня не разбудил.

– Каждый день новая история.

– Да, – профессор засмеялся, – я даже стишок написал, хочешь послушать?

– Избавь меня, я иду спать.

– Я принесу плед и вернусь в постель, раздевайся и в люлю, я не шучу. Утром еду к сестре.

– Если ты не забыл, я обещала помочь ей с выставкой.

– Вернусь во вторник, к вечеру.

– Потрясающая лирика, если к утру не забудешь, запиши. Я ушла наверх.

– Я рассчитывал на твою руку, – Артизан уже засыпал.

– Моя рука держит путь в кровать, как и весь остальной организм.

Занавес!

Утро.

Оркестр бушует. Дирижёр не справляется с музыкантами, которым нет дела до его похмелья. Треклятые барабанщики разошлись пуще всех. Профессор Акио угомонил их, утопив минеральной водой, заботливо оставленной возле дивана Юки.

Одиннадцать. Жена уехала, но обещала вернуться. Во вторник. Надо же, Артизан помнил разговор перед сном.

Выпить дома было нечего. Юки, всвязи с пристрастием мужа к алкоголю, не хранила его дома. Пришлось преодолеть похмельный синдром, агорафобию, наступающую на его фоне, и выйти на заснеженную улицу.

Дворник противно скреб поребрики от наледи. И без того туманный, заволоченный вечной мглой, а теперь ещё и срывающимся снегом, Эбонхэбэн представал в глазах Артизана настоящим мистическим мглистым адом.

Маленькие попрошайки, шныряющие всюду, заставляли держаться за кошелек и задумываться о том, куда смотрит власть. Мэр был всецело вовлечён в развитие заводов и паровой техники. Прогресс и ещё раз прогресс! Профессор Акио сам был винтиком в этой новомодной махине, развивающей город.

По пути к винному магазину он натолкнулся на несколько расклеек противников развития. В шутку в университете коллеги называли их зелёной нечистью, а кто-то ведьмами. Нередко можно было услышать перешёптывания о том, что защитники природы, которой пар никак на самом деле не вредил, прибегали к тёмным искусствам и колдовству.

Вредил ли на самом деле пар окружающей среде? Нет. Но вот побочные продукты механических производств и масляные выбросы вполне могли. Но разве могло это сравниться с благами, получаемыми от прогресса?