Питер Бретт - Королева демонов [litres с оптимизированной обложкой]

– Проголодался, хаффит? – осведомился Хасик, возникнув на пороге каморки, которая служила Аббану и рабочим кабинетом, и кельей.

В ней были письменный стол, тюфяк и тесное отхожее место – занавешенная ниша с дырой в настиле, которая открывалась в яму, а та уж только Эверам ведал, куда вела.

Аббану разрешалось выходить исключительно с Хасиком. Повлиять на стоявших за дверью часовых стало невозможно после того, как Хасик отрезал ухо шаруму, который осмелился нагнуться и послушать, о чем там шепчет ему хаффит.

Хасик и ел вместе с ним, оставаясь единственным, с кем хаффиту дозволялось общаться.

Что было, конечно, наибольшим мучением.

Заря поставила подносы и быстро уковыляла прочь.

– От нее станет мало толку, если и дальше кромсать, – заметил Хасик.

– Ты здесь хозяин, – сказал Аббан. – Ты всегда можешь явить милосердие.

– Тю! – отмахнулся тот. – Проще убить ее и начать заново с кем-то из дочек.

Аббан содрогнулся, а Хасик со смехом подтолкнул к нему поднос:

– Ешь, хаффит! Ты уже вовсе не жирный!

Пища не радовала. Чаша кислого, сильно разбавленного вина; краюха черствого, пополам с песком хлеба. Ломоть перележавшего в леднике мяса, недозрелое зеленое яблоко. И все же, если верить счетам, Аббан питался лучше многих в монастыре.

Хасик же насыщался, как земплепашеский принц, на блюде лежала гора вареных устриц в топленом масле. Солдафон обжирался, и аромат его яств сводил с ума.

– Вот же титьки Най – не устаю удивляться, до чего хороша у хаффитов кухня, – проговорил он. – Дама плели нам, что вы прокляты, а вы веками жрали свинину и придонную рыбу, хлестали кузи и потешались над теми, кто выше.

– Дама хотят власти, – сказал Аббан. – А как ее добиться вернее, чем отказать своим последователям во всех удовольствиях, кроме якобы дозволенных Эверамом?

Хасик рыгнул и бросил в кучу очередную пустую раковину. В монастыре остался всего один шлюп, другие уничтожили лактонцы и демоны, но, вместо того чтобы использовать его для разведки или расширения границ, Хасик приказал команде ставить ловушки и сети для глубоководного лова.

– Удалось ли твоим разведчикам найти проход к потайному гроту чинов? – спросил Аббан.

Воины Хасика перебили чинов, которые атаковали крепость, но так и не выяснили, откуда они пришли, лишь сообщили, что под монастырем раскинулся лабиринт природных пещер.

– Я им не доверяю, – ответил Хасик. – Кто владеет туннелями – владеет крепостью. Я сам отыщу.

Забыв о еде, Аббан поднял взгляд:

– Ты в одиночку обыскиваешь туннели?

– Я нахожу… умиротворение в одиночестве, – сказал Хасик.

Аббан захлопал глазами:

– Умиротворение приятно, когда доступно, но туннели могут кишеть алагай.

– Если и так, им хватает ума не связываться со мной.

– За алагай не замечено большого ума, – сказал Аббан.

– Тебе-то какое дело, хаффит? – спросил Хасик. – Ты же выйдешь на волю, если меня схватят демоны.

Аббан засопел:

– Прости, но я не верю в милосердие твоих кай.

– И правильно делаешь! – расхохотался Хасик. – Они в лучшем случае оставят тебя здесь прикованным к счетным книгам, но есть такие, у кого после утраты мужского достоинства возникли новые наклонности. Я слышал, они спорили, каков на вкус человек, разжиревший на сытной хаффитской пище.

Аббан попытался скрыть дрожь, но Хасик ее заметил и еще шире расплылся в улыбке. Высосав из раковины остатки мяса, он встал. Пока Аббан ел, Хасик бродил по келье и жирными пальцами ворошил бумаги, как будто имел представление о смысле написанного.

Аббан быстро насыщался, притворяясь, что ничего не видит. Хасик любил смахивать пищу на пол, чтобы помучить увечного хаффита. Когда трапеза подошла к концу, Хасик позвонил в колокольчик, и за подносами снова пришла хромая Заря. В дверях появился страж с креслом-каталкой.

Хасик забрал кресло и подкатил к Аббану:

– Давай, хаффит, бери свои подсчеты. У нас совещание.

Аббан воздержался от вопросов, радуясь уже тому, что ненадолго покинет келью. Повесив на плечо небольшую сумку с письменными принадлежностями и взявшись за костыли, он встал и дохромал до кресла, которое Хасик нарочно оставил подальше.

Жестокосердному воину нравилось выдергивать кресло, едва Аббан начинал усаживаться, но сегодня ему было недосуг забавляться. Аббан опустился и не успел устроиться поудобнее, как Хасик быстро выкатил его наружу.

Стоял ясный летний день, почти приятный, если бы не смрад – грязные обитатели крепости неизменно воняли. Несло в первую очередь мочой. Пятьсот человек постоянно мочились под себя, и за стенами стояла нестерпимая вонь. Хасик пообещал, что Аббан привыкнет, однако она шибала в нос при каждой кратковременной вылазке из кельи.