Евгений Мисюрин - Варадеро не будет

Острие Бревна шумно высморкался и посмотрел на оппонента исподлобья. У него были тяжёлые надбровные дуги, тёмные глаза и короткая чёлка, поэтому казалось, что сейчас он примеривается, как бы ловчее боднуть противника. Тоже мне, Зидан, усмехнулся Моторин. Айова ещё потоптался на месте, но ничего не ответил. Только ударил тупым концом копья в землю, подняв маленький фонтанчик пыли.

– Я, Острие Бревна, походный вождь племени айова, вызываю тебя, Моторин, Паша Моторин, на бой до смерти или пощады с тем, что есть сейчас в твоих руках.

Он снова гулко стукнул себя в грудь, причем, так сильно. Что даже закашлялся. Моторин пожал плечами, нехотя поднялся на ноги, и молча выпустил в наглеца на всякий случай пять дротиков из самострела. Острие Бревна в полной тишине рухнул плашмя на спину. Пыли поднялось куда больше, чем от копья.

– Ну? – Моторин повернулся к оторопело глядящим на него остальным соискателям. – Кто ещё хочет комиссарского тела?

В тяжёлой, густой, как сметана, тишине заливисто зазвенел задорный смех Антона. Через пару секунд он резко, со звуком смачной братской затрещины, оборвался. А ещё через секунду оба брата уже стояли с двух сторон от Паши.

– Ты убил Острие Бревна не по правилам, – наконец очнулся один из оставшихся пришельцев. – Ты не дал ему поединка.

– Ты кто такой? – с видом хозяина положения спросил Моторин.

– Меня зовут Легконогий Олень. Я пони.

Паша внимательно посмотрел на выпирающие грудные мышцы собеседника, которые могли бы дать фору некоторым силиконовым девицам, оценил объём рук, покатые от накачанной спины плечи и натренированные, но неожиданно кривые, ноги. Да уж, совсем олень, подумал он.

– Ты сейчас на земле пони? – ехидным тоном спросил путешественник. – Или, может быть мы находимся во владениях айова? Ты чего лезешь в чужую землю со своими правилами? А?

Здоровяк потупился. Его плечо неестественно задёргалось и перед Моториным появился невысокий, по грудь остальным, высохший до состояния кураги, индеец с длинными, по пояс, волосами. Они не были заплетены в уже привычные косы или как-то иначе уложены, поэтому закрывали почти всё лицо, оставляя только среднюю часть рта и торчащий наружу горбатый нос. Новый собеседник ловким движением обеих рук откинул свою роскошную причёску и стало видно, что он очень стар. Старик прошёлся перед Моториным, по-птичьи глядя на него то одним блестящим глазом, то другим, затем вскинул нос и прошамкал беззубым ртом:

– Да. Ты именно такой, как и говорили.

– Какой? – не понял Паша.

– Разрушитель, – старик пожал плечами. – Ты появился, и тут же прекратилась история рода Сапа. Потом ты внёс раздор во всё племя маскоги. Пришёл на ярмарку и нарушил веками сложившийся порядок. А под конец наслал хаос на город, который до твоего прихода стоял века. Сейчас ты идёшь в Векепуэско, и даже духи не знают, что ты можешь натворить в этом городе.

Паша оторопело слушал старичка, не зная, что возразить, а тот неуловимым жестом достал откуда-то две деревяшки, в мгновенье собрал из них трубку с длинным, не меньше локтя, мундштуком, одним движением набил её и оглянулся в поисках огня. Марат машинально поднёс пенсионеру зажигалку и в два поворота колеса высек пламя. Старик прикурил с таким видом, будто у него самого есть подобное приспособление, вот только сейчас он забыл свою «Зиппо» дома. Сделал глубокую затяжку, выпустил густое облако сизого дыма, которое почему-то не поспешило подняться к небу, а тут же растворилось в воздухе где-то на уровне пояса. Запахло горелыми листьями и варёными грибами. Курил длинноволосый явно не табак.

– Давным-давно, – неторопливым, вкрадчивым голосом начал старик, – у матери гор Аппалаччи родились два сына-близнеца. Долго смотрела мать на собственных отпрысков, но так и не смогла решить, какой из них должен остаться, а кого следует принести в жертву. И тогда поселила мать сыновей рядом и подарила она старшему белую гору, а младшему чёрную.

Он снова затянулся, мечтательно закрыв при этом глаза. Моторину на мгновение даже показалось, что старик припоминает события, которые происходили при его непосредственном участии. Остальные слушатели даже замерли, внимая истории.

– С детства братья завидовали друг другу. – Продолжал между тем старый индеец. – Лавалачи поселил на своей горе племя, и люди украсили склоны, развели сады. Повсюду звучал детский смех и песни. Раканачи позавидовал брату. Он устроил камнепад и убил половину людей, а остальных отогнал в долину. Тогда Лавалачи, дух чёрной горы, обиделся, и создал на своей вершине вулкан. Но Раканачи оказался не слабее, и тоже начал кидаться камнями, дышать дымом и заливать ущелья лавой. Два брата устроили великую битву, а пока они дрались, два вулкана выжигали деревья, кипятили реки и выгоняли людей и зверей. Раканачи схватил родного брата за горло и начал его душить. Чёрный брат Лавалачи запросил пощады, но белый брат не захотел его помиловать. Он крепко держал близнеца за горло и не давал дышать. И тогда на помощь духу чёрной горы пришли люди, те, кто жил на его склонах. Они брали большие камни и кидали их в белого брата и убили его. Чёрный заплакал от горя, он не хотел смерти близнеца. Подошёл, чтобы проститься, закрыть глаза Лавалачи и с миром отправить его к Великому духу. Но белый так и не простил родного брата. Он умирал с завистью, с ожесточённым сердцем. И на последнем вздохе пообещал, что приведёт белых людей с заросшими лицами, которые не оставят в живых ни одного из тех, кто вступился за Раканачи. И умер.