Иван Вологдин - Война орденов. Время Орды

Враг взвыл и на вой его вышли посмотреть ошарашенные обитатели Тёмного ада — их лица, обезображенные вечным разложением, показались над заборами, упиваясь невиданной картиной в холодном мире астрала.

Торжествуя, из глубины освещённой бледным сиянием улицы, смеясь смерти мучителя, шел Урянгутай, к которому вернулся прежний облик багатура, от чего он с удовольствием играл в мощных руках обнаженным клинком ятагана.

Сблизившись с Сетом и дождавшись, пока атлант рухнет на колени, мёртвый гипербореец взял поработителя за подбородок, и, резко вздернув голову вверх, с полного оборота резанул Сета по тонкой шее, наслаждаясь булькающим звуком крови, хлынувшей на пыльную площадь.

Удовлетворившись местью и презрительно оттолкнув врага ногой, Урянгутай отсалютовал мне мечом и растворился в воздухе.

После чего на Тёмную Поляну вновь нахлынула тьма, ставшая непроглядной.

— Но как? Почему? — спрашивал я Варвару, к которой медленно возвращался её прежний облик прекрасной девы.

— Ты вроде мудр, Гамаюн. Но не мог осознать главного. Ни ты, ни мой отец. Я не предавала Русь. Не предавала тени убиенных соотечественников. Все это время я терпеливо ждала тот момент, усыпляя бдительность Сета, когда моя рука нанесет смертельную рану.

— Но у вас общие дети…

— Они будут жить в достатке. И они воспитаны как простые люди. Сету было не до няньканья с ними. По большому счёту они ни в чём не виновны, но оставить древнего мертвеца в нашем мире я не могла. Любить он не научился, а я для него была всего лишь сосудом для экспериментов…

Варвара подошла ближе и погладила меня по голове, играя волосами.

— Ох, Торопка — расторопка. Вечно ты спешишь все познать и всё успеть. И спеша делаешь очень много ошибок. Жизнь… она более степенна и расчётлива, чем ты можешь вообразить… И мне жаль тебя, но помни, все грехи можно замолить…

— Даже столь страшные? — я поднял вверх глаза, полные слез.

— Да. Ибо все они были совершены ради любви. Любви к своей женщине, любви к детям. У тебя есть шанс, вернуться в Светлую Поляну, где я буду ждать тебя…

— Разве ты не выжила?

— От черного пламени не выживает никто. Да я и не хотела. Не существовать же мне до конца дней моих головешкой! — Варвара легко и звонко рассмеялась как когда-то, — ну все, мне пора, Гамаюн! Спасай сына и очень много думай над своим поведением, иначе больше не свидимся.

Тепло улыбнулась Варвара и растворилась в воздухе, чтобы больше никогда не спускаться в это злачное место.

Растворился и меч, полностью удовлетворенный обстоятельствами своей кончины.

Остался только я и из туманной темноты на меня медленно надвигалась фигура Богини.

— Иди прочь, человек. Твоё время не настало. Ты проживешь долгую жизнь, но выйдя из тёмной поляны, полностью лишишься силы. Иди прочь.

Мир перевернулся, заставляя меня осесть на кровати подле израненного Владимира.

Лишившись руководства, монгольские воины отступили, под ликование дружинников и ведунов Алого Ордена, которые так и не изведали, какой ценой великих жертв досталась странная победа летом 1264 года.

Но дальнейшая история уже не будет историей моей. Находясь в теле обычного, немощного мирянина, отныне, я мог освещать только события, видимые мною из окна кельи, а это не так интересно для внимания привередливого читателя, привыкшего к невероятным историям моей жизни.

Скажу только одно. Вплоть до 1281 года, формально являясь Воеводой Ордена, я не пропускал ни дня, чтобы в жаркой молитве не испросить прощения у погубленных людей.

И по малой капле, горе и ощущение греховности, растворялись в понимании новой силы. Силы искренней молитвы.

И обычный человек силён изрядно, коль безоговорочно верит в свои деяния. В силу своих слов. В силу мыслей.

Мы формируем окружающие нас миры под стать и в угоду нашему мышлению, а посему, под конец жизни, во снах, на горизонте забрезжило призрачное видение Светлой Поляны, где мне приветливо махали, издалека, две женщины — моя дорогая и горячо любимая Кана, и великая подруга детства, пресветлая Варвара, чей удивительный подвиг я постарался закрепить на страницах данной повести.

Пришла пора, уходить… И ухожу я без жалости, но с надеждой, ибо сил не хватает даже для того, чтобы поставить точку собственной рукой, а поэтому не вижу смысла держаться за бренное тело, которое еще можно было бы поддерживать в относительном порядке пару — тройку лет, благодаря медикаментам Феофана. Но смысл? Это против природы.