Ллойд Александер - Верховный король [litres]

– Что ж, принцесса, – улыбнулся Даллбен, отчего его морщинистое лицо сморщилось еще сильнее, – корона больше обуза, чем украшение. Если ты это поняла, то уже научилась многому.

– Научилась! – воскликнула Эйлонви. – Да я этого учения вдосталь наглоталась. По мне не видно, так что вы и не поверите! Хотя погодите. Вот чему меня выучили. – Она достала из-под плаща сложенный вчетверо кусок ткани и почти смущенно протянула его Тарену. – Я вышила это для тебя. Правда, она не совсем еще закончена, но все равно возьми. Хотя моя работа совсем не такая красивая, как те вещи, что делал ты.

Тарен развернул ткань. На полосе шириной в размах его рук была на зеленом поле вышита кривыми стежками белая голубоглазая свинья на зеленом поле.

– Я хотела изобразить Хен Вен, – пояснила Эйлонви.

Рун и Гурги протиснулись поближе, чтобы рассмотреть ее рукоделие.

– Сперва я пыталась вышить здесь и тебя тоже. Потому что ты любишь Хен Вен и потому что я… я думала о тебе. Но ты получился похожим на тоненькую рогульку с птичьим гнездом наверху. Пришлось вышивать заново, но уже только одну Хен Вен. А ты просто вообрази, что стоишь рядом, чуть левее, вон в том углу. Иначе я бы и за год не управилась. И так целое лето провозилась.

– Если и вправду, вышивая, ты думала обо мне, – тихо сказал Тарен, – то лучшего подарка я и не желаю. И не важно, что глаза у Хен Вен на самом деле карие.

Губы у Эйлонви задрожали.

– Тебе не нравится? – потерянно спросила она.

– Нравится, очень нравится! – с горячностью воскликнул Тарен. – Какая разница, карие ли, голубые у нее глаза. Это полотно мне пригодится…

– Пригодится? – вспыхнула Эйлонви. – Это подарок на память, а не попона для твоего коня, Тарен из Каер Даллбен! Ничего ты не понял!

– Зато я знаю, какого цвета глаза у Хен Вен, – с добродушной усмешкой ответил Тарен.

Эйлонви встряхнула рыжевато-золотыми волосами и фыркнула:

– И наверняка забыл, какого цвета глаза у меня!

– Ничего подобного, принцесса, – тихо проговорил Тарен. – Не забыл я и того дня и часа, когда ты подарила мне вот это. – Он снял с плеча боевой рог. – Мы и представить себе не могли, какая в нем сокрыта сила! Правда, теперь ее больше нет. Но я все равно ценю этот рог, потому что получил его из твоих рук.

Он пристально поглядел в глаза Эйлонви и продолжал:

– Ты хочешь знать, зачем я так упорно искал своих родителей? Я надеялся, что мое происхождение окажется благородным и я получу право просить то, чего раньше не смел. Надежды мои не оправдались. И тем не менее…

Тарен умолк, подыскивая слова, но продолжить не успел. Дверь хижины резко распахнулась, и он, обернувшись, чуть не вскрикнул.

В дверях стоял Ффлеуддур. Лицо барда было мертвенно-бледным, его обычно всклокоченные желтые волосы прилипли к влажному лбу. На плече он держал бессильно обмякшее тело какого-то человека.

Тарен, а следом за ним и Рун кинулись помочь барду. Гурги и Эйлонви тоже поспешили к нему. Все вместе они осторожно опустили беспомощное тело на пол. Глеу стоял поодаль не двигаясь. Вислые щеки его дрожали. На миг Тарен оцепенел. Но уже в следующее мгновение руки его действовали быстро и проворно – расстегивали плащ, снимали порванную и окровавленную куртку. Перед ним на плотно утрамбованном земляном полу лежал Гвидион, принц Дома Дон!

Кровь коркой запеклась на его серых, по-волчьи жестких волосах, пятнами застыла на морщинистом лице. Губы раздвинулись, и казалось, он в ярости скалит зубы. Одна пола плаща была обмотана вокруг правой руки, словно под конец у него не осталось другой защиты от смертоносных ударов.

– Лорд Гвидион убит! – вскричала Эйлонви.

– Он жив… или, вернее, чуть жив, – проговорил Тарен. – Неси лекарства, – приказал он Гурги, – целебные травы из моей седельной сумки… – Он обернулся к Даллбену. – Прости. Не пристало мне приказывать под крышей моего хозяина. Но эти травы обладают большой силой. Их когда-то дал мне Адаон, сын Талиесина. Они твои, если пожелаешь.

– Я знаю их свойства, и у меня нет лучших, – ответил Даллбен. – И ты имеешь право приказывать где угодно, даже и под моей крышей, ибо научился повелевать собой. Я доверяю твоему искусству, поскольку вижу, что ты в нем уверен. Делай то, что считаешь нужным.

Колл уже спешил из кухни с большой миской воды. Даллбен, стоявший на коленях перед почти бездыханным Гвидионом, приподнялся и обратился к барду:

– Чьих рук это злое дело? – Старый волшебник говорил почти шепотом, но голос его звенел в тесной хижине, а глаза пылали гневом. – Кто осмелился на него напасть?