Что ж, приступим! Он коротко взглянул на Теа, поймал ее сосредоточенный взгляд и, разом успокоившись, послал управляющий импульс в первый контур. Как всегда, формула выскользнула из памяти сразу вдруг, и Август, даже не проверяя того, хороша ли она – он знал себе цену – тотчас наполнил ее силой. В следующее мгновение черная гексаграмма вспыхнула голубым магическим пламенем, и инсталляция стала оживать. Черной эта гексаграмма называлась оттого, что в отличие от Печати Соломона она являлась гексаграммой Паскаля, то есть уникурсальной [61] Уникурсальная гексаграмма – это гексаграмма или шестивершинная звезда, которая может быть нарисована уникурсально (то есть без отрыва карандаша от бумаги) одной линией, а не двумя наложенными линиями.
. Вписать в такую шестилучевую звезду пентакль так, чтобы возникли необходимые связки между управляющим и фокусирующим контурами, совсем непросто. Однако у них это вышло, и в следующую секунду Теа зажгла уже внутреннюю пятилучевую звезду. Получилось это у нее легко и настолько изящно, что Август даже залюбовался. А ведь совсем недавно она делала это через раз и с огромным напряжением сил.
«Рост очевиден, – отметил Август, продолжая между тем колдовать: он «замораживал» эрцгерцога и регулировал магические потоки в полностью ожившей инсталляции. – Она учится… и учится быстро!»
Последняя мысль совпала по времени с мгновением, когда «засияла» сама Теа. Август, всецело занятый инсталляцией, в центре которой стоял замерший в своем мгновении Бабенберг, видеть магию женщины не мог. Он даже ауру ее не видел, не то что магические потоки, которыми она сейчас управляет. Тем более удивительным оказалось зрелище, представшее перед его внутренним взором. Тонкое тело Теа д’Агарис возникло из ниоткуда и совсем не так, как Август привык «видеть» многоцветную по своей природе ауру волшебников и колдунов. Это эфирное тело было похоже на зеленоватую дымку, обволакивавшую божественное тело женщины, ставшее вдруг видимым, словно на Теа не было надето никакой одежды. Жемчужное сияние обнаженного тела и изумрудная дымка, вьющаяся вокруг него.
Потом, но уже обычным зрением, Август увидел, как с ломберного столика одна за другой всплывают в воздух гравированные линзы и выстраиваются перед Татьяной в подобие направленной на Бабенберга зрительной трубы. Что ж, если все сработает так, как на это рассчитывала Таня, сейчас она уже видит не только само проклятие, но и его внутреннюю структуру. Самому же Августу «печать» по-прежнему представлялась всего лишь облачком клубящегося мрака. Но ему лишние подробности были пока без нужды, тем более что, как он теперь знал, принципы визуализации магического у них с Таней не совпадали. Она и думала и видела по-другому, и в этом, чего уж там, была своя прелесть.
«Красиво!» – признал Август, увидев, как отделяется от тонкого тела женщины ее астральная проекция.
Эманация эфирного тела имела очертания женского тела, напоминающего своими пропорциями саму Теа как слепок и оригинал. Мгновение, другое и, полностью освободившись от материнской матрицы, проекция налилась невероятно яркой изумрудной зеленью и медленно поплыла к эрцгерцогу, застывшему с отрешенным, «лунатическим» лицом посреди инсталляции, вышедшей на пик своих возможностей.
– Август! – позвала Теа. – Сейчас!
И в то же мгновение, преодолев внешнюю границу «личного пространства» Татьяны, Август увидел то, что видела сейчас она. Женщина открыла ему доступ к своему «видению», туда, куда обычным смертным путь заказан, а колдун попадает только с разрешения другого колдуна. Это был ее так называемый виртуал. Во всяком случае, некоторая часть виртуального пространства, где внутри двух замкнутых контуров инсталляции находились запятнанные проклятием душа и кровь эрцгерцога Леопольда Бабенберга. Зрелище, прямо сказать, невероятное. Даже такой сильный визионер, как Август, должен был признать, что Теа демонстрирует запредельный уровень визуализации. Инсталляция здесь выглядела как трехмерная схема сложной конфигурации, выстроенная из пульсирующих жгутов магических потоков трех основных цветов. Внутри взаимопроникающих управляющего и фокусирующего контуров находились кровеносная система Бабенберга, «нарисованная» рубиновыми линиями разной толщины, и душа эрцгерцога, его анима, выглядевшая как сноп довольно бледного жемчужно-серого света. В свою очередь, проклятие предстало перед Августом в виде сложной многоуровневой конструкции, встроенной и в кровеносную систему и в душу несчастного Бабенберга. Однако, приглядевшись, Август увидел три узла, которые скрепляли всю конструкцию проклятия, те самые узлы, которые должна была распутать Теа. Ему же предстояло удерживать всю конструкцию от преждевременного разрушения, которое привело бы к автоматическому восстановлению всего проклятия в целом.
Читать дальше