Джеймс Айлингтон - Тень ушедшего

Давьян встретил пристальный взгляд блюстителя. – Не спеши, – посоветовал тот.

Мальчик покачал головой.

– Всё в порядке.

Большинство одаренных довольно мучительно переносили окову: она вызывала сонливость, головокружение, у некоторых – тошноту. Давьян же ощутил лишь небольшую слабость и утомление, словно холодный металл отобрал час или два ночного сна. И даже это могло быть игрой воображения, учитывая, как он вымотался.

Прежде мальчик всегда считал это даром судьбы, но сегодня поймал себя на мысли, что такое отличие – совсем не подарок.

И все же… Давьян чувствовал, как холодный слой чего-то под кожей охватывает его и вытягивает силы. Устройство наконец заработало.

Он встал под пристальным взглядом Талена и провел по окове пальцем, проследив врезанный в холодную сталь узор.

– Я иногда удивляюсь, зачем она мне, – проговорил он с тенью обиды в голосе. Тален поднял бровь, и Давьян, заметив это движение, фыркнул:

– Не волнуйся, я не оспариваю договора. Я просто о том, что и так не могу использовать дар. Все эти догмы пока не имеют ко мне отношения.

Тален поморщился, но лицо его разгладилось так быстро, что мальчик усомнился, не померещилось ли. Затем блюститель сочувственно кивнул.

– Конечно. И все равно, – он опустил ладонь на плечо ученика. – Именем четвертой догмы, вернись в школу, как только закончишь дело.

Давьян закатил глаза, ощутив слабое тепло в левом запястье: догма возымела действие. Сам договор был довольно сложен: ряд поправок и дополнений к законам Андарры, но по-настоящему связывали одаренных не он, а догмы. После того как на коже у них проступала метка, они оказывались физически н еспособными нарушить клятву, принесенную пятнадцать лет назад Стражу Севера. Тален, воззвав к четвертой догме, вынудил Давьяна исполнить приказ.

– Это обязательно? Тален поднял бровь.

– А ты ждал, чтобы я дал такому баламуту шанс сбежать?

Давьян слабо улыбнулся и покачал головой.

– Хорошо, я зайду после возвращения.

Слабое беспокойство ужалило его уже во дворе: с утра у мальчика не было времени задуматься, но сейчас он впервые за много месяцев остался один. И, как бы ни храбрился он перед Таленом, со спутником ему было бы спокойнее.

Так, впрочем, бывало всегда. Нельзя, чтобы его прошлое – его страхи – без конца доставляли всем неудобства.

Он впряг школьную лошачиху Джени в шаткую старую тележку для припасов. Джени была смирной и, как всегда, покорно дала себя запрячь. Давьян рассеянно отметил, что во дворе привязаны еще три лошади, а обычно не бывало ни одной. Кони принадлежали таинственным гостям, чей разговор с Таленом он, по всей видимости, и подслушал.

Быстро собравшись и набрав в грудь воздуха, чтобы овладеть собой, он мягко дернул вожжи и направил Джени к Каладелю.

На дороге было тихо.

Давьян не погонял Джени и шел шагом, пиная подворачивающиеся под ногу камешки и наслаждаясь греющим спину солнцем. Эту – одинокую – часть пути он любил больше всего. Стежка над обрывом была до войны большой дорогой, но с тех пор запустела, камни мостовой растрескались и раскрошились – природа брала свое, – в каждую трещинку лезла трава. Правда, она оставалась кратчайшим путем на север и для горожан, но проходила всего в сотне шагов от школы, и потому этой дорогой ходили одни одаренные.

Впрочем, скоро Давьян свернул, и за поворотом открылся вид на живописный городок Каладель, примостившийся между искрящимся морем и холмами.

Давьян вздохнул.

Его, спускавшегося по улицам с Джени и тележкой, сторонились прохожие. Несколько соколятников и купцов торговали на улице, но его не окликали. Знали, что у него нет для них денег – и, хуже того, заприметь его кто у прилавка или в лавочке, другие клиенты стали бы обходить заведение стороной.

Давьян и сам не поднимал глаз, старался не встречаться взглядами с обходившими его горожанами. Он много раз бывал в Каладеле, но настороженные, а порой и презрительные взгляды все еще причиняли боль. Вскоре мальчик поймал себя на том, что сутулится, как будто улицы давят ему на плечи. Он поспешал от цели к цели, стараясь держаться как можно незаметнее.

С покупками сегодня все шло гладко. Прежде случалось, ему отказывались продавать или запрашивали непомерную цену. В таких случаях Давьян знал: лучше вернуться в школу с пустыми руками, чем поднимать шум. Но в это утро, к его облегчению, торговцы хоть и держались холодно, но не отказывались торговать. Мало кому хотелось быть пойманным на торговле с одаренными, но школа была крупным закупщиком, а когда под конец дня подсчитываешь выручку, монетка от одаренного оказывается не хуже других.