Мгер Оганесян - Сокровение. Книга 1. Сказания кровавой дани [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Этрей со своей гвардией поднимается к лоджии арфаона, где Мэрфэл с Тафраелем и свитой ожидает своих сыновей. Они обменялись легкими объятиями, после чего правитель спросил:

– А где Валтерий?

– Не волнуйся, отец. Он цел и невредим.

– Так где же он?

– Он нарушил приказ и вмешался в ход войны.

– Ты арестовал его?

– Да, государь.

– Веди его ко мне.

– Привести монсеньора Валтерия сюда! – приказал Этрей своим воинам.

Пока подчиненные торопились исполнить волю господина, Мэрфэл узнавал детали похода, усевшись в зале у накрытого стола.

– Вы все-таки вмешались?

– Аврело действительно нас предал, преследуя корыстные цели, отец… Но мы в конце все равно вмешались.

– Для чего?

– Мой мягкосердечный брат не мог перенести убийства женщин и расправу над детьми.

– Это и правда жестоко.

– К сожалению, такова война. Из-за этого мне пришлось рисковать всем войском, чтобы его спасти.

– А как ты узнал, что Аврело нас предал?

– Он запер наших шпионов, чтобы те не выдали его тайну. Но подопечный Морена сумел сбежать и донести.

– Шустрый малый. Помню его… напомни, как его имя?

– Маури.

– Верно, Маури. Далеко пойдет.

– Он также освободил всю гвардию, находящуюся в неволе в Эсперансе.

– Надо наградить его званием героя.

– Что делать с братом?

– Он не имел права ослушаться воеводу.

– Отец, ты же знаешь Валтерия. Он всегда был своевольным. Может, это и хорошо.

– То, что у него на все свое мнение, безусловно, хорошо. Но у нас есть закон, а он для всех. Даже для меня.

– Но ты же не собираешься…

– Собираюсь, Этрей.

Мэрфэл с сыном оборачиваются на стук в двери.

– Войдите! – повелевает арфаон.

Непокорного монсеньора, завернув руки за спину, затаскивают в зал.

– Освободить, – хладнокровно приказал государь.

Руки Валтерия освобождают от оков. С раздосадованным лицом он делает два резких шага к отцу:

– Отец!

Но Мэрфэл остается равнодушным:

– Ты ослушался приказа воеводы?

– Я главный монсеньор! Он не имел права меня брать в плен!

– Он спас тебе жизнь! – повысил тон Мэрфэл.

Наблюдающий за пререкающимися родными Этрей опустил глаза. После недолгой паузы фиолетовоглазый продолжил:

– Главный монсеньор – Этрей. Тебе до сих пор не ясно?

– За что ты так со мной, отец? Разве я плохой сын?

– Ты прекрасный сын, Валтерий… но плохой монсеньор!

– Что? Как это плохой монсеньор?

– Ты совершил преступление и не оставил мне выбора.

Сердце Валтерия забилось чаще, глаза печально заблестели, а кулаки сжались. Зная закон, он готовился достойно выдержать наказание, которое наложит на него правитель.

– За твое преступление ты лишаешься звания монсеньора. Приказываю незамедлительно собрать свои вещи и покинуть дворец. Провести его!

Стражники попытались схватить руки опального, но Валтерий вывел обоих из равновесия и раскидал по сторонам. Растолкал остальных, выбил дверь и, замерев у порога, выпалил, не оборачиваясь:

– Я говорил с Аврело перед тем, как нежити приняли его самопожертвование вместо дани, – это были последние слова старшего сына перед тем, как он покинул дворец.

– Аврело взяли за дань? Ты мне ничего об этом не говорил, – обратился арфаон к младшему сыну.

– Да, отец. Не знаю, скорбеть или радоваться.

– Я тоже, – восхитился Мэрфэл героизму короля людей.

Армия черного сюзерена под защитой последних остатков сил Айдума приближается к своему царству. Под черной завесой распахиваются каменные врата между башнями. По стенам струилась красная жидкость, источающая бледный свет.

На коленях приветствуют охраняющие Дариомерну войска новых триумфаторов. Сидя в едущей карете, Сирена замечает, что ее левая рука покрывается черными разветвленными линиями.

– О, мать Земля, мои руки!

– Вы все еще поклоняетесь своей богине? – улыбается бледная нежить с серыми губами.

Сирена заглянула во мглу глазниц Айдума, обнаружила еле заметные глаза и ответила:

– А кому поклоняешься ты? Эхеллиосу?

– Вам, Сирена.

– Но я эльфийка. Взгляни на мои руки! Это последствия его уничтожения?

– Ваша магия вытекает таким образом.

– А твоя?

Нежить закатывает рукав, протягивает потрескавшуюся, словно стекло, плоть и отвечает:

– Это деклименция магии. На каждом маге она отражается по-своему.

– Приток магии больше, чем ее исток. Она не поступает в равной степени… – вмешался джинн.