Эрика Йохансен - Судьба Тирлинга [litres]

– Келси Рэйли, спускайся сию же минуту! Ты опоздаешь на работу!

– Рэйли, – шепнула она себе под нос. Все ясно. Здесь она не была Глинн, ведь не было Барти и Карлин, и ее никто не удочерял; она прожила всю свою жизнь в этом самом доме, но теперь ей это надоело, надоело, что мама будит ее по утрам, надоело, что мама всегда в курсе всех ее дел. Она любила свою мать, но иногда та сводила ее с ума. Келси хотелось иметь свой собственный угол. Потому-то она и съезжала.

Она направилась к лестнице, еще не совсем проснувшись, но взгляд, брошенный в зеркало, заставил ее замереть.

На нее смотрело ее собственное лицо.

Прижав руку к гладкой зеркальной поверхности, она жадно вглядывалась в знакомые черты. Она видела девушку девятнадцати лет, с круглым добродушным лицом и ярко-зелеными глазами. Отступив на шаг назад, она смогла разглядеть и крепкую, упитанную фигуру. Она больше не была похожа на Лили, ее внешность не была ни красивой, ни броской… и все же Келси могла бы разглядывать себя вечность.

«Мое собственное лицо».

– Келси!

Кинув на себя последний взгляд, она начала спускаться по ступеням.

Внизу она сразу увидела открытую дверь, ведущую в столовую. На столе стояли тарелки, но не толстые глиняные, а из хорошего фарфора, с голубым рисунком на белом фоне. Она коснулась края одной из них, и та оказалась гладкой.

– Вот и ты!

Келси обернулась и увидела Элиссу Рэйли, стоящую в дверях крохотной кухни, примыкающей к столовой. В одной руке она держала лопатку, а в другой тарелку. Мать показалась Келси уставшей.

– Вот, давай завтракай! – Она сунула тарелку в руки Келси.

– У меня сегодня совсем нет времени. Мне нужно торопиться к миссис Клемент; ее дочь выходит замуж и хочет какое-то невероятно нелепое платье…

Келси взяла тарелку, чувствуя, как в голове встает на место очередной кусок картинки: ее мать была модисткой.

– Давай, давай! Ты тоже можешь опоздать!

Мать подтолкнула ее к столу, и Келси послушно уселась. Она чувствовала, что ее, словно отвязанную лодку, захватил поток новой жизни. Никто бы не узнал в этой женщине королеву Элиссу… потому что такой здесь не было, и не могло быть. Никогда еще Келси настолько не хотела есть; она лишь следила за тем, как ее мать снует по кухне, что-то постоянно перекладывая и время от времени скрываясь из вида за открытой дверью, которая, как Келси помнила, вела в холодную кладовую.

«Модистка» , – мелькнула мысль. Это Келси могла принять, но остальной мир, за пределами этого дома, давил на нее, пугая своей неизвестностью. Кем был ее отец?

– Мне пора бежать, – заявила мать. – Обними меня.

Келси подняла на нее ошеломленный, полный злости взгляд. Вот еще, станет она обнимать женщину, которая столько всего натворила… а натворила ли? Внезапно Келси растерялась, чувствуя, как ширится внутри нее трещина, пропасть между миром, который она всегда знала, и этой кухней. Королева Элисса разрушила Тирлинг, но это была не королева Элисса. Возможно, женщина, стоящая перед ней, была тщеславна; Келси чувствовала, что они частенько ссорились из-за этого. Но она не разрушала королевств.

– Келси? – позвала мать, нахмурившись, и Келси поняла, что, похоже, какая-то часть ее мыслей отразилась на лице.

– Я знаю, что тебе не терпится переехать, Кел. Я тоже была такой в твоем возрасте. Но я буду по тебе скучать. Давай обнимемся?

Келси задумчиво посмотрела на нее, пытаясь отбросить мысли о прошлом прочь, или, по крайней мере, примириться с ним. Всепрощение никогда не входило в число ее добродетелей; слишком уж быстро она переходила от злости к обиде. Но ее разум настаивал на честном отношении, а, если по-честному, то ее мать никому не причиняла вреда. Могла ли Келси винить ее за ту, другую жизнь, если в этой она принимала не решения, а заказы на платья.

Немного скованно, словно ее собственное тело стало внезапно чужим, Келси встала и обняла мать, свою мать, которую она так хорошо знала… и не знала вовсе. Обнимая ее, Келси почувствовала яркий аромат с заметными цитрусовыми нотками.

– Хорошего тебе дня, деточка, – сказала ей мать и выбежала с кухни, оставив Келси в компании полной тарелки. Часы над раковиной начали бить, сообщая о том, что уже девять часов. На работе она должна быть в девять тридцать.

– Но где я работаю? – спросила она в пустоту.

Она не могла вспомнить место, но помнила дорогу.

На улице Келси пришлось остановиться.

Во-первых, дома. Они были такими… аккуратными. Чистые, свежевыкрашенные деревянные дома, стоящие бок о бок друг с другом; целый лес, только не из деревьев, а из куполов и мезонинов, взбиравшийся по склону холма. Заборов не было; во многих дворах росли дубы, в некоторых разбили клумбы, но в остальном они друг от друга не отличались.