Джесс Буллингтон - Божественная смерть Джиреллы Мартигор

Это казалось безумием, высвобождением веселья. Выскочив из коридора, она погналась за сестрой Ворой по просторной капелле, где монахини молились пред огромных размеров идолом Святой Мегг, и Джирелла вознесла благодарственную молитву за то, что не быть ей больше одной из них. Впереди повернулась голова в плату и знакомое лицо расплылось в улыбке, так как стоявшая на коленях послушница тоже ее узнала. Она поднялась на ноги, дабы поприветствовать.

Ектения. Единственная настоящая подруга, которая была у Джиреллы в монастыре. И при лицезрении того, как Падшая Матерь воссоединила их столь скоро, сердце преисполнилось радости. Девушка, наверное, отбыла из монастыря сразу вслед за Джиреллой. Тем же днем, раз уже тут. В чем не было никакого смысла. Но что в последнее время имело смысл? Ектения распростерла руки, желая заключить в объятия свою подругу, Джирелла замедлила сумасшедший забег и…

Сестра Вора возникла за спиной Ектении и мастерски обезглавила девушку прежде, чем Джирелла успела издать предупредительный возглас. Она запнулась, лихорадочно таращась на то, как прелестные белокурые волосы опутывали вращавшуюся голову, падавшую так близко, что теплая кровь забрызгала Джиреллины щеки. Кто-то подхватил ее сзади, не дав упасть на убитую подругу. Двое телохранителей бросились к Ектении и взяли под руки, удержав от падения.

Вот только уже не Ектению, а лишь ее безвольное тело. Ее голова лежала на боку, прижавшись щекой к полу капеллы, рядом с порванными четками. С ее улыбающихся губ стекала кровь. Ее глаза уставились в никуда. Остальные монахини истошно кричали, зовя на помощь, и Джирелла почувствовала облегчение, поскольку сама пребывала в глубочайшем потрясении, чтоб издать вообще хоть какой-то звук или высвободиться из сильных рук, что не давали приблизиться к Ектении.

Сестра Вора обошла стражников, державших обезглавленный труп, из раны коего на перед одеяния послушницы сочилась кровь. Боевая монахиня уже вложила меч в ножны, однако рука сжимала ужасного вида черный кинжал. В ее мясистом кулачище он казался совсем уж маленьким ножичком.

Джирелла перестала вырываться, по телу разлилось холодное оцепенение. Если таков замысел Падшей Матери, она примет его с достоинством. В самый темный час ночи она попросила Всематерь избавить ее от бремени всей этой ответственности, избрать своим Гласом кого другого. И вот ее молитвы услышаны.

Сама на себя и навлекла.

Только вместо того, чтобы шагнуть к Джирелле и ударить ее кинжалом в сердце, сестра Вора повернулась к телу Ектении, кое двое телохранителей продолжали омерзительно придерживать. Боевая монахиня очень осторожно разрезала окровавленный перед одеяния, развела края, и ни сорочки, ни намечавшихся грудей, которые однажды Ектения предложила потрогать, не открылось взору. Грудь покрывала какая-то странная вздутая припухлость. Из-за криков спасавшихся бегством монахинь нельзя было расслышать, о чем поведала сестра Вора державшим труп стражникам, но с их суровых лиц сошел весь цвет, а прищуренные глаза тревожно округлились.

— Ей стоит на это взглянуть.

Слова достигли слуха, стражник за спиной отпустил ее, и Джирелла шатко подалась вперед, дабы получше рассмотреть эту штуку. И увидела, что любопытная выпуклость не привязана к груди, а срасталась с ней. А также услышала жужжание, которое, с такого близкого расстояния, не могли приглушить даже вопли бежавших прочь монахинь. Джирелла издала жуткий лающий смешок, поскольку поняла, что данный нарост собой олицетворяет. Какая-то разновидность осиного гнезда. Его обагренные кровью стенки казались не толще пергамента… Джирелла вдруг осознала, что все глубже погружается в то жужжащее гнездо, в монотонное гудение орущих отовсюду монахинь, и словно откуда-то издалека до нее донеслись слова сестры Воры:

— А вот теперь, мэм, я просто обязана вас понести.

Джирелла резко согнулась пополам и закашлялась. Глоток отвратительной на вкус жидкости вернул ее к жизни. От дубильной настойки жгло рот. Вливший ее человек отошел, дабы свободно подышала затхлым пещерным воздухом.

Хотя иные виденные ею части замка и отличались каждая своим архитектурным стилем, разнившимся от вычурного самотанского до сдержанного геминидеанского, да еще сотней других, зато объединяла их безупречность, с каковой те были высечены в горной породе. Это же место больше походило на логово отшельника, нежели на цивилизованные покои. На верхушках растущих с пола высоких сталагмитов коптили свечи, а под свисавшими с потолка сталактитами, пестрившими минеральными прожилками, стояли бутыли и мензурки для сбора капель. Неровные стены просторного помещения искрили сотнями и сотнями стеклоплиток, что подмигивали ей при свете свечей. И Джирелла сидела посреди всего этого на поросшем мхом столе. Виднелась только одна дверь. Запертая изнутри на засов.