– И где эта Данцигская фактория, Николас? Где она, я вас спрашиваю?! Вы не хуже меня знаете, что она прекратила своё существование вместе с Йорками. И на основании чего мне отдавать вам предпочтение?
– Ваше величество, мы прекрасно понимаем, что со времён битвы с изменниками, казна так и не закрыла прорубленные в ней бреши. И вполне естественно для правителя, заботящегося о благе государства, было бы поднять пошлины.
– Я их не поднимал!
– Это только делает вам честь, ваше величество. Но казну следует наполнять. О! – Николас примирительно замахал перед собой руками. – Я ни в коем случае не претендую на управление державой, и тем более, упаси меня, бог, давать советы королю. Я пришёл к вам с предложением.
– Что вы можете предложить, Николас? Будете уверять меня, что беспошлинная торговля вашими товарами принесёт казне прибыль?
– Ни в коем случае, ваше величество. Я наоборот, преклоняюсь перед вашей мудростью. Ведь я прекрасно понимаю, что не зажили ещё раны, нанесённые битвой при Ньюарке, когда заговорщики попытались протащить на трон беднягу Ламберта…
– Чего это он бедняга? Уверен, этот малый отлично нашёл себя на дворцовой кухне. Знали бы вы, какой великолепный торт он выдумал!
– О да, ваше величество. Вы, как всегда, нашли из этой ситуации наилучший выход. Уверен, что и с Перкином Уорбеком вы разберётесь не хуже, чем с Симнелом Ламбертом.
– Уорбек? Какой Уорбек?
– Тот самый, что на похоронах Фридриха третьего обозвал себя Ричардом четвёртым. И самое неприятное, что кое-кто из французов и ирландцев его поддержал.
– Вы мне потом расскажете эту историю, Николас.
– Почту за честь, ваше величество. Но сейчас следует готовиться к решительным действиям. А с пустой казной…
– Ну, на усмирение очередных Йорков я как-нибудь наскребу.
– Но зачем выжимать последнее, ваше величество, когда есть возможность сделать всё безболезненно.
Король отставил в сторону пустую тарелку, промокнул губы краем скатерти и внимательно посмотрел на собеседника. Николас Руре больше десяти лет руководил городским советом в Гамбурге, а значит, и на всём западном побережье. Ему опыта не занимать. И ничего плохого не случится, если послушать его предложения. А уж соглашаться с ними или нет, это за короля решать не может никто.
– Слушаю вас, Николас, – кивнул Генрих.
Тут дверь обеденной залы распахнулась и вбежал запыхавшийся герольд.
– Дугласы идут! Дугласы, – срывающимся голосом закричал он.
Руки Генриха внезапно задрожали. Уже месяц по Лондону ползли слухи о возобновившемся противостоянии Шотландского двора и невесть откуда появившегося графа Дугласа. Поговаривали, что это чудом спасшийся сын Джеймса Чёрного Дугласа, того самого, который много лет копил в Лондоне силы для возвращения в родные горы, но к своему несчастью, так и не накопил достаточно. И хотя точно никто этого не знал, но многие из тех, кто ни разу в жизни не видел ни Джеймса, ни его предполагаемого сына, утверждали, что «этот Питер просто одно лицо с отцом».
Действительность, как всегда, оказалась совсем не похожей на ожидания. В дверях показался немолодой уже человек с просоленным лицом моряка, с короткими волосами цвета, очень напомнившего королю подсолнухи в придорожной пыли, и модной в Европе эспаньолкой, без усов. Одежда тоже не позволяла с первого взгляда распознать разбойника и мятежника, бесцеремонно подхватившего из слабеющих отцовских рук знамя борьбы за шотландскую корону.
Платье очень даже приличное, на многих подданных английского двора таких не увидеть и на балу. Улыбка. Светлая, настолько притягательная, что, глядя на неё, хочется улыбнуться самому. Разум отказывался понимать, зачем нужно было стремглав нестись от этого человека, да ещё и истошно кричать при этом.
– Ваше величество…
Неожиданный гость учтиво, с пиренейскими ужимками, поклонился и сделал вежливый шаг вперёд. Тут же стали видны улыбающиеся, по-шотландски волосатые, морды за его спиной. Генрих насчитал семерых. Немного для захвата дворца. Хотя, кто их, Дугласов, знает.
– Я рад, что успел увидеть здесь уважаемого мэтра Николаса Руре, – он вежливо, но гораздо менее учтиво поклонился королевскому собеседнику. – И прошу простить спешку и бесцеремонность, сопровождавшие моё появление. Извиняет меня лишь то, что я боялся не застать вашего, ваше величество, гостя.
Генрих молча повёл рукой перед собой, стараясь, чтобы жест выглядел максимально величественно. Откровенно говоря, он не знал, что сказать, да и вообще, не был уверен, что голос не откажет ему в решающий момент. Кажется, Дуглас понял его правильно. Он присел напротив хозяина, по правую руку от гостя, показывая более высокий, чем у Руре, статус. Его свита, посовещавшись, осталась за дверью. Мужчины, явно бывалые воины, настолько усердно старались сохранить тишину, что наоборот, непрерывно чем-то лязгали и стучали.
Читать дальше