Ричард Морган - Стальные останки [litres]

Когда головы подсохли, и жизнь их будто бы покинула, глаза закрылись и унялись потоки слез, а солдаты прочесали окрестности, убедившись, что никого не пропустили, Арчет выбрала из отряда нескольких мужчин с топорами и приказала расколоть каждый череп.

На это ушло немало времени.

Когда все закончилось, они собрали сухое топливо, какое смогли найти, и соорудили погребальный костер, куда бросили несколько свежих брикетов из масла и воска, которые имел при себе каждый солдат, чтобы разводить огонь. Арчет подожгла костер, и они все стояли молча, пока он не разгорелся. По настоянию Рингила лагерь разбили у ручья и стали ждать, когда жуткая груда догорит. Арчет придумывала своим людям занятия, чтобы отвлечь их, но едкий запах пробирался сквозь зимние деревья, и солдаты, ощутив его, бросали все дела, сглатывали комок в горле или сплевывали.

Позже в тот день Арчет заметила отсутствие Рингила и, следуя очевидной догадке, нашла друга у костра. К тому моменту от него остались угли, фрагменты костей и пепел. Рингил стоял перед этой кучей в напряженном молчании, но когда у нее под ногой треснула гнилая ветка, повернулся с нечеловеческой быстротой.

И советница императора впервые увидела в его глазах то, что до сих пор вызывало мороз по коже.

– Чем дальше, тем хуже, – пробормотал Рингил, когда она подошла ближе. – Возможно, они не просто погибают, как люди – возможно, они и есть люди. Или были ими когда-то.

Она стояла рядом с ним и смотрела, как дымится кострище. Затем положила руку ему на плечо, и он повернулся, бросил взгляд – так смотрят в ответ на прикосновение абсолютного незнакомца.

Потом улыбнулся и превратился в Рингила, которого она помнила.

– Думаешь, они вернутся? – спросила Арчет.

Он некоторое время ничего не говорил, будто не расслышал вопрос. Она хотела спросить снова, но Рингил произнес:

– Не знаю. Ну… может, мы их испугали.

– «Мы можем остановить их, – процитировала она слова, сказанные им самим. – Можем отправить обратно в Серые Края – пусть как следует подумают, прежде чем снова завоевывать этот мир».

Улыбка вернулась, слабая и кривая.

– Ух ты. Какой идиот это сказал? Звучит напыщенно, верно?

– Даже идиоты порой говорят дельные вещи.

– Ага. – Но Арчет видела, что где-то внутри он не верит в сказанное и не считает нужным углубляться в тему. Вместо этого Рингил повернулся и взмахом руки указал на огромный, похороненный в трясине штырь – кириатское оружие. – Глянь-ка на эту хреновину. Она убила целый город, а оставшееся превратила в болото. Если кое-кто и этого не боится, как с ним быть?

– Я вот боюсь, – призналась Арчет.

Это и впрямь было так, но не по тем причинам, какие мог предположить Рингил.

Когда они наконец нашли это место – даже с помощью местных проводников и самого Рингила все заняло больше времени, чем ожидалось, – большинство людей в отряде не смогли увидеть черный железный шип, как и олдрейнский мост, ведущий к нему. Она не знала, устроили это двенды – наложили маскирующие чары, чтобы старьевщики держались подальше от этого места, – или ее собственный народ еще в те времена, когда оружие было построено и запущено. Она видела его вполне четко, как и Рингил. Кое-кому удавалось мельком, на пару секунд заметить черную громадину, если они очень долго стояли и смотрели в одну точку, прищурившись, чем большинство себя не утруждало. Все прочие твердили, что видят лишь непроходимую рощу мертвых мангровых деревьев, спутанный клубок ядовитой растительности или пустое пространство, к которому не хочется приближаться.

– Это злое место, – пробормотал как-то седой капрал, и Арчет услышала.

Что ж, в каком-то смысле так оно и было, и напрашивался вывод, что зло проистекает от того, чем тут занимались двенды в древнем мифическом городе, либо во время недавнего вторжения в мир. Но Арчет никак не могла выкинуть из головы мысль, что ощущение зла исходит от оружия как такового, что в нем тлеет остаток ужасной силы – на самом острие, похороненном в трясине, – и эта сила поднимается над окружающим болотом, как древний призрак в черном гниющем саване.

Она так долго не сомневалась в кириатской цивилизации и моральном превосходстве, которое поднимало ее и весь ее народ над жестокой трясиной человеческого мира. Теперь ей вспомнились моменты мрачной задумчивости, настигавшие отца и Грашгала, их малопонятные размышления о прошлом и сущности кириатов. Арчет спросила себя: а если они жили с этим знанием об оружии, способном уничтожать целые города, и скрыли его от нее, потому что им было стыдно?