Элизабет Хэнд - Женщина-кошка

– Пейшенс...

– Ты что, выжидал, прежде чем арестовать меня? Пока не добился от меня того, чего хотел? Пока мы не...

– Только не надо разыгрывать здесь оскорбленную невинность! – гневно повысил голос Том. – Если кто-то из нас может чувствовать себя обманутым, так это я.

Он откинулся на спинку кресла и провел рукой по лбу.

– О господи! Всю жизнь мне казалось, что я достаточно хорошо разбираюсь в людях. Но вижу, что в тебе я сильно ошибся.

Пейшенс опустила голову и чуть заметно пожала плечами.

– Я вижу, что я ошиблась, – почти неслышно прошептала она. Ее плечи мелко задрожали.

– Но, Пейшенс, все улики...

– Сплошная ложь, – закончила она за него. – Но тогда получается, что и я сама – ложь.

Том покачал головой. По его измученным глазам было видно, что эта сцена причиняет ему невыносимые страдания.

– Как ты не понимаешь меня, Пейшенс? Все обстоятельства дела, все до одного, каждая деталь – все указывает на тебя. И нет ни одной мелочи, которая говорила бы об обратном.

– Но я говорю тебе, – умоляюще произнесла Пейшенс. – Неужели ты не можешь поверить мне?

Но, встретившись с ним взглядом, она поняла, что он не может ей поверить. По ее щекам покатились слезы. Она спросила:

– Помнишь, как ты в первый раз увидел меня?

– Помню.

– Что ты тогда увидел?

– Какую-то девушку, – голос Тома дрогнул от нахлынувших воспоминаний, – которая полезла спасать кошку..

Пейшенс отрицательно покачала головой:

– Нет, ты увидел совсем другое. Ты увидел сумасшедшую, которая собиралась выброситься из окна. Все обстоятельства дела указывали на это .

Том быстро взглянул на нее. Пейшенс смотрела на него умоляюще, со страстной надеждой:

– Прошу тебя, поверь мне, Том!

Он продолжал вглядываться в ее лицо, но ничего не говорил. Наконец он печально опустил голову:

– Разве я могу? Я совсем ничего не знаю о тебе.

– Я та же самая девушка, с которой ты был этой ночью, – прошептала Пейшенс.

Том смотрел на нее: молодая женщина в тюремной одежде, с лицом, залитым слезами. Он поднялся, прошел через всю комнату и постучал в дверь.

Полицейский открыл ее и выпустил Тома. Еще на одно, последнее мгновение тот задержался в дверях, глядя на Пейшенс, потом решительно повернулся к полицейскому.

– Отведите ее обратно, – произнес он и ушел.

Хохот, окрики и непристойные шутки сопровождали Пейшенс, пока полицейский вел ее в камеру мимо других заключенных. Поначалу она безудержно рыдала, но свистки и перешептывания за спиной не ослабевали, и постепенно ее отчаяние стало ослабевать, уступая место совсем другому чувству, которое уже могло стать оружием, – глухой ярости.

– Ну, вот и пришли, – сообщил ей конвоир. Он отпер дверь в ее камеру и втолкнул ее внутрь. На его лице заиграла противная улыбочка. – Ну что, будешь хорошей кисонькой?

Пейшенс зашипела на него, оскалив зубы. В испуге полицейский поспешно запер дверь и ретировался.

Бледный свет луны заливал крохотную камеру: больше в ней не было никакого освещения. Пейшенс опустилась на пол в уголке. Она не заснула, но забылась, погрузившись в какое-то странное, мучительное состояние между сном и явью.

Полная луна светила прямо в окно тюремной камеры, но ее лучи не попадали в тот дальний угол, где на полу, обхватив колени руками и опустив на них голову, неподвижно сидела Пейшенс. Только после того, как в коридоре послышались окрики полицейского «Выключить свет!», она подняла голову и окинула камеру безнадежным взглядом.

Теперь исчезла даже узенькая полоска света из тюремного коридора; осталась только луна. Пейшенс равнодушно смотрела вниз, на залитый лунным светом ромб на полу – дразнящий призрак выхода, двери к свободе. Неожиданно мелькнувшая тень на мгновение загородила луну, затенив яркое пятно на полу.

– Привет, Полночь, – сказала Пейшенс, не поднимая взгляда.

Лунный свет исчез. Пейшенс медленно выпрямилась и взглянула наверх. В середине маленького зарешеченного окна обрисовался темный кошачий силуэт. Когда глаза Пейшенс привыкли к темноте, тень стала четче и наконец превратилась в знакомую пятнистую фигурку египетской May. Кошка бесшумно проскользнула между прутьями решетки, спрыгнула на пол камеры и подошла к ней.

Едва заметный отблеск улыбки пробежал по лицу Пейшенс. Она приподнялась на коленях, оперлась руками о холодный пол и устремила взгляд в золотисто-зеленые глубины кошачьих глаз.

– Я очень люблю тебя, малышка, но право же, не хочу больше играть в эти кошки-мышки...