Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

Я возвращаюсь в отель Ревущего Медведя, и обнаруживаю пустой номер, по которому гуляет эхо и отражения вчерашнего дня. Абигейль еще не вернулась, но в пустом номере есть полупустая бутылка дунканского виски «Стрелок Шарп», так что я вроде как не одинок. Виски – это жидкое евангелие. Жизнеописание солода, ставшего истиной на дне.

Я беру бутылку и иду в кабинет. Собираюсь было немного поработать над репортажем, но… Окна закрыты и отличные пуленепробиваемые жалюзи не пропускают света. А я, честно говоря, заработал за этот день неплохой солнечный овердоз. Так что я оставляю дверь открытой, а жалюзи закрытыми, падаю сквозь сумерки в кресло и делаю очередной первый глоток. Я сижу в полумраке, и жизнь обтекает заполненный искусственными чернилами кабинет класса «Д.Д.», словно космический вакуум обшивку рейдера. Но вакуум проще и добрее. Все события там одновременно возможно и невозможны, и потому вакуум всегда отвечает «да» на любой вопрос. А жизнь всегда уходит от прямого ответа. Может, потому что и сама его не знает? Да, скорее всего, именно поэтому.

На стене кабинета, между двумя ржавыми штуками, про которые я еще расскажу, висит старое гало-фото. Три мерзавца, которым я бы никогда не доверил свой кошелек, но в любое мгновение – свою жизнь, смотрят на меня с глумливыми улыбками, пряча воспаленные глаза под бейсболками с логотипом команды «Гагарин-Джет», украденными на складе мерчендайза футбольной лиги. Их имена – Ревущий Медведь, Молчащая Сова, Бегущий Кролик. Короли прекрасного зоопарка молодости, перед которыми вакуум неопределенного будущего распахнул все двери одновременно. И они не преминули этим воспользоваться. Счастливые сукины дети.

Я салютую им бутылкой и, как и положено человеку, который намерен в следующем году начать стареть, отправляюсь в одиночное плавание по штормовому океану прошлого. А там, впереди, вьется облако пыли. Это она, Молодость, кривобокая машина с семью колесами, которая по всем законам не должна сдвинуться с места, но в пику всем законам пылит далеко впереди. Всегда далеко впереди.

Днем жарко, ночью холодно. Резко-континентальный климат того региона планеты, где построен студенческий городок, способствует многочисленным болячкам и ночному алкоголизму. Но только сюда не заглядывают проклятые пылевые самумы, безнаказанно шляющиеся по всей планете, к тому же, на остальном Бета-Массачусетсе беда с водой. Я думаю, что сама идея отдать эту планету под университеты была, мягко говоря, непродуманной, и нам даже вроде как читали лекцию о том, как и почему это произошло, но она выветрилась из моих мозгов, а снова рыться в исторических документах у меня нет ни желания, ни сил.

Тем не менее, окончательно увериться в своем подозрении мне пришлось в тот вечер, когда я стоял совершенно голый перед стариками из братства и пытался не откинуть копыта от холода. На заднем дворе братства Сигмы было темно, пахло прокисшим пивом, и кто-то все время икал и мучился от рвотных судорог где-то в районе скрытого темнотой забора.

Старики, все поголовно в куртках цвета хаки, бритые наголо или с дредами, увешанные бусами, браслетами и различным звенящим стафом, сидели на веранде с пластиковыми стаканчиками в руках, освещали темноту расширенными зрачками и выглядели так, словно термин «снисхождение» в этой галактике еще не придумали. Мне было холодно и страшно. Мысленно я проклинал Ревущего Медведя за то, что он подбил меня на эту авантюру со вступлением в братство, а на коже моей белели вулканы мурашек.

Речь держал глава братства, старшекурсник-второгодник по прозвищу Водопад. Говорил он странно, у меня никак не получалось вникнуть в смысл его крайне прихотливых оборотов. Он упоминал библейских пророков, Юрия Гагарина, Уайт Эрпа. Говорил о полете сквозь пространство, про объективный ход вещей и субъективное восприятие. Проводил странные параллели между Марксом, Ленноном, гамбургерами и заговором СМИ. Называл нас то мерзкими отходами капиталистического общества, то надеждой и опорой блистательного будущего. Старики братства мудро кивали и по очереди отчислялись в дом, откуда возвращались с еще более просветлёнными лицами и с еще более увеличенным диаметром зрачков.

В конце концов, нам приказали надеть шапки маски и в таком виде – то есть голыми! то есть через наполненный людьми кампус! – добежать до фонтана и, по возможности, обратно. Трое новичков сдались сразу. Я с удивлением не обнаружил среди них себя. Но вечер сюрпризов для меня только начинался. Вскоре выяснилось, что в отличие от двора братства, улицы студенческого городка освещены чуть менее чем отлично. Кроме того, воспользовавшись прохладой, пришедшей после знойного дня, на улицы высыпали чуть менее чем все. Все! Весь гребанный студенческий городок, все девчонки, преподаватели, парни из других братства, одинокие стрелки, ботаники, типпи, недотепы, мамины сынки, папины дочки, и даже унылые адвентисты всех дней недели разом! Они все были тут, и все они с наслаждением любовались робким натуристом в головном уборе а-ля «Пусси Райот». Они смеялись. Они тыкали в мою сторону пальцами. А я, как последний опозоренный лузер, бежал точно по разделительной полосе и так громко звенел своими озябшими тестикулами, что университетские сторожа просыпались, думая, что это звонок к началу утренней лекции.