Анатолий Дубровный: Свобода выбора

– Мне нужна одежда: штаны, рубаха, пиджак, ну и исподнее.

Разглядывая ряд выставленных сапог и ботинок, туфли у деревенских спросом не пользовались, парень, словно выбирая, что лучше – сапоги или ботинки, определился:

– И вот те ботинки, соответственно, носки к ним.

Заказанное стоило немало, и Гликерия поинтересовалась:

– А деньги у тебя есть? Это всё стоит целковый с полтинником.

Парень молча выложил на прилавок требуемую сумму и сказал:

– Добавлю, если будет где помыться.

Сумма и так была большая, а если заплатит за баню, то… Гликерия, вздохнув (кто ж откажется подзаработать, если есть возможность, а её-то давно и не было), пояснила:

– Общая баня будет дешевле, но мужики её топят раз в неделю. Есть ещё бани при хозяйствах, но их тоже топить надо, ну там разогреть, – добавила лавочница, увидев, что парень немного удивился. Сделав это пояснение, Гликерия продолжила: – Натоплено только к вечеру будет, да и побанить тебя надо, сам-то толком помыться не сможешь, а у меня в хозяйстве мужиков нет, я да вон она. – Лавочница кивнула в сторону своей помощницы, парень тоже кивнул и сказал, выкладывая ещё один целковый:

– Вот она пускай и поможет, побанит. Я заплачу. Если надо до вечера подождать, я подожду, но с условием – если на ночлег пустите и накормите. Да, ещё буду благодарен, если посоветуете кого, кто в город завтра едет.

Лавочница и её помощница, как завороженные смотрели на деньги, потом обе согласно закивали. Гликерия посмотрела на свою помощницу и сказала:

– Вон, Глуша тебе и поможет, баньку протопит и за банщика будет. Но смотри мне, парень, без баловства! Если что удумаешь, то Глуша тебя враз скрутит, и пикнуть не успеешь!

Тоша, взглянув на девушку, усмехнулась, та была не просто большая, а очень большая, и если бы паренёк, которого Тоша изображала, чего такого бы удумал, то его, действительно, Глуша скрутила бы моментально. Но та не отрываясь смотрела на деньги, и Тоша усмехнулась – если бы паренёк предложил, ну, пусть не целковый, а полтинник, то Глуша согласилась бы на любое баловство, видно, такая же мысль пришла в голову и лавочнице, та показала своей помощнице кулак:

– Но, но! Если он тебя обрюхатит, выгоню без жалости!

– Честное благородное, не буду даже и пытаться, – продолжая усмехаться, произнесла Тоша и спросила: – Кормить меня когда будете?

– Вот обед Глуша приготовит, тогда и покормим и сами поедим, но уж извини, разносолов у нас нет! Что Бог послал, то и едим.

Обеда было ещё долго ждать, и Тоша не спеша выбирала себе одежду, она её не примеряла, так как её размера всё равно не было и то, что она отложила, было великовато. Решив попросить помощницу лавочницы ушить то, что можно (а если не получится – просто это подвернуть), девушка стала просто рассматривать лавку. Довольно большое помещение освещалось коптящими керосиновыми лампами, окна были слишком маленькие и не пропускали достаточно света. Тоша удивилась и спросила у скучающей хозяйки (посетителей не было, а сама Тоша уже сделала покупки) – почему так?

– В окно влезть можно, всякий тать, кто сможет, так и сделает, – пояснила хозяйка, Тоша хотела возразить, что и в дверь этот всякий тать, если захочет – войдёт, но глянув на запоры, решила – в чём-то хозяйка права. Лавка и склад при ней были продолжением дома Гликерии, а дверь запиралась изнутри на три больших засова. Видно, вход в дом был в другом, более надёжном, месте. Теперь внимание девушки привлекли четыре нещадно коптящих, керосиновых лампы. Подойдя к одной, Тоша отрегулировала длину фитиля и подачу горючей жидкости – лампа стала ярче светить.

– Вот, – удовлетворённо сказала девушка, – и свет ярче, и расход керосина меньше.

Хозяйка поцокала языком и попросила так сделать и с остальными лампами. В итоге оказалось, что достаточно всего трёх.

– Парень, откуда ты, такой молодой, знаешь такие хитрости? – спросила хозяйка. Тоша пожала плечами, что она могла ответить? Подобные знания и умения, как было с тринклером на барже, в нужный момент сами всплывали в её памяти. Тоша вышла на улицу, пока она прогуливалась, незаметно пролетело время, и девушку позвали на обед. Можно было сказать, что Бог весьма неплохо посылает продукты Гликерии и Глуше. Как выяснилось, Глуша была не только помощницей Гликерии в торговле, в хозяйстве – тоже. Да и жила эта рослая девица тут же.

Разносолов, как и обещала Гликерия, не было, да и можно ли назвать разносолами – наваристый борщ с пампушками на первое, а на второе – жареную картошку, с отбивными, копчёную колбасу, солёные огурчики и грибочки. Всё это дополнял штоф холодной и прозрачной, как слеза, водки. Тоша отказалась, а лавочница с помощницей опрокинули несколько рюмок. После стряпни Оньки на барже обед показался Тоше более чем изысканным. Умение готовить в таланты девушки, всплывающие неизвестно откуда, не входило, а Оним готовил только макароны по-флотски, причём то недоваривал, и они хрустели на зубах, то так переваривал, что однородную клейкую массу приходилось резать ножом. Да и вместо мяса в макароны добавлял мелко порезанное сало, зажаренное до состояния хрустящих угольков. А Гнатыч, видно, чтоб еда не казалось такой противной, перед каждой трапезой разливал по гранённым стаканчикам мутную жидкость (как он говорил: флотская норма), и эта норма была намного меньше выпитого двумя женщинами. Тоша, и на барже, от спиртного отказывалась.