Анатолий Дубровный: Рагуза. Гроза ядранского моря

Маэстро Энрико Фабрицио улыбался, улыбался счастливой улыбкой, хотя противник теснил его, проводя атаку за атакой. Казалось, что звон шпаг слился в один протяжный звук, настолько часто они сталкивались. Поединок в таком темпе продолжался всего несколько минут, но худощавый маэстро уже начал задыхаться, а его соперник ещё взвинтил темп. Энрико сделал несколько шагов назад и поднял шпагу, показывая, что пора прекратить поединок. Его соперник тоже поднял шпагу в ответном жесте. Если рубашка Фабрицио была мокрой от пота, то по одежде его противника не было заметно, что он только что двигался в бешеном темпе, по дыханию это тоже было трудно определить, разве что щёки зарумянились. Фабрицио улыбнулся:

– Лучшая награда для учителя – это когда он может сказать, что ученик его превзошёл. О вас, Лера, я могу так сказать, вы фехтуете уже лучше, чем я!

– Вы меня перехваливаете, маэстро, с саблей у меня ещё не получается.

– Сабля – это не ваше, Лера. Не потому, что у вас не получается, а потому, что она тяжеловата для вашей руки, долгий бой не для вас. Вам надо использовать свою способность быстро двигаться, именно так! Скорость – вот ваш основной козырь! Как жаль, что вы не… – произнося это, маэстро вздохнул и погрустнел, его молодой ученик, нахмурившись, хоть и эмоционально, но печально произнес:

– Это не имеет никакого значения! У меня есть старший брат! Не всё ли равно, с какой стороны смотреть на фонтан Онофрио? Да и то, только тогда, когда разрешат, окна келий выходят-то во двор.

В этот момент в зал вошёл уже не юноша, но ещё молодой человек, с неодобрением глядя на ученика мастера фехтования, он укоризненно произнёс:

– Лера, опять ты за своё? Разве подобает в таком виде…

– Винко! А в каком виде мне должно подобать? Какая разница, какую одежду я поменяю на монашеское одеяние? – укором на укор ответил ученик маэстро Фабрицио, одетый в довольно узкие штаны и очень широкую рубаху, после чего недовольно фыркнув, убежал.

– Вы за Лерой? – это был не вопрос, а скорее утверждение. Молодой человек кивнул маэстро и, словно оправдываясь, начал говорить:

– Мне тоже очень жаль, но такой закон – младшие дети не могут наследовать, это должно неукоснительно соблюдаться! Нельзя делить земли и дело, это ослабит как семью, так и торговый дом! Не нами это заведено и не нам изменять, до сих пор это только шло на пользу городу! Вы же знаете, что наследником может быть только старший сын, а получить приданное – старшая дочь! В противном случае богатство семьи будет с каждым поколением уменьшаться! Если близкие родственники ещё как-то поладят меж собой, то дальние непременно станут конкурентами! Увеличения числа торговых домов не принесёт пользы городу, следовательно, тем, кто в нём живёт!

Молодой человек ещё долго говорил, то ли оправдываясь, то ли убеждая самого себя в правильности законов, завещанных предками. Маэстро кивал, делая вид, что внимательно слушает. Наконец молодой человек, по имени Винко, ушёл, а через некоторое время из ворот усадьбы выехала закрытая карета. Энрико Фабрицио вздохнул и украдкой смахнул слезу, он понимал, что своего лучшего ученика он сегодня видел в последний раз.

На скамеечке у окна палаццо Джунтовичей сидела девушка, которая недавно фехтовала с маэстро итальянцем и была тогда одета в узкие штаны и широкую рубашку. Сейчас она, одетая в простое платье, без всякого намёка на роскошь, что ей полагалась по праву рождения, пустым взглядом смотрела на шумящий Страдун. Самая широкая улица Рагузы была заполнена торговцами, покупателями и просто гуляющими. Всему этому люду совсем не было дела до того, что она, Лера Джунтович, послезавтра не сможет всё это видеть, ведь узкие окна келий выходят во двор монастыря! Девушка очередной раз тяжело вздохнула и повернулась к двери, в комнату вошла Зоряна, её старшая сестра. Она с порога начала говорить о том, какое это счастье – стать невестой Христа и посвятить жизнь служению ему. Какое это блаженство – припасть и источнику благодати и отринуть все мирские заботы и печали. Лера внимательно выслушала и ответила:

– Зоряна, а почему бы тебе не припасть и не отринуть? А? Давай поменяемся, ты будешь вкушать блаженство, а я полностью погружусь в эту юдоль забот и печали? Что замолчала? Не хочешь, я вот тоже не хочу. Очень не хочу!