Дункан Мак-Грегор - Похищение Адвенты

Конан отыскал глазами Майло. Забившись в самый темный угол, тот зализывал свои раны длинным розовым языком и казался вполне удовлетворенным — во всяком случае до сих пор варвар не замечал на его лице такого спокойствия и сосредоточения…

Поверженный противник его, глухо рыча, пытался перевернуться набок, измазанной в крови шкурой пачкая только что вымытый вкруг него пол. На мгновение лишь Конан встретился с ним взглядом, но сейчас же отвернулся: смертная тоска была в маленьких глазках зверя, и ясно было, что дух его медленно, но верно отлетал уже на медвежьи Серые Равнины…

Сердце варвара почему-то сжалось. Он плеснул в чашу аргосского, залпом выпил и тут же налил еще.

— Киммериец?

— Ну? — ответил Конан, не поднимая головы.

— Я тоже.

На лавку против варвара бухнулся черноволосый крепкий парень, одетый в грязную, пропахшую потом рвань, прорех в которой было больше, чем самой материи. От правого глаза его к левому уху тянулся глубокий уродливый шрам, пересекая крупный нос и обе щеки, так что лицо казалось сшитым из двух половинок.

— Бодал, — представился он и приветливо выдвинул вперед тяжелую челюсть, и без того выпиравшую как ступенька.

— Из мурохов?

— Ну, — Бодал ловко сцапал бутыль с аргосским, сунул узкое горлышко в рот и зачмокал, довольно щуря светлые голубые глаза.

Повадками своими он напоминал скорее заморийца или шемита, но по виду был точно сыном сурового Крома.

— Пей, киммерийская рожа, — усмехнулся Конан. На дорогах своих он редко встречал соплеменников, а потому даже такому — ободранному и грязному — был рад.

— А ты из канахов? — Вылакав половину, парень с любопытством оглядел резкие черты Конана.

— Ну.

— А одет как кхитайский принц… — невпопад заметил Бодал и скептически покосился на свои лохмотья. — Клянусь Кромом, друг, и я знавал лучшие времена… Помню, лет этак десять назад…

— Болтлив не в меру, — строго осадил его Конан и покачал головой — точно так, как это делали старики в Киммерии.

Парень обиженно смолк.

— Попади ты в такую заваруху, — проговорил он мигом позже, — я б на тебя поглядел… — Бодал осторожно коснулся кончиками пальцев шрама на носу. — Ты, канах, молод и…

— Моя молодость — не твоя забота, — отрезал Конан, забирая назад свою бутыль с аргосским. Он хотел было еще добавить пару слов о старинном законе Киммерии, гласящем: «убивай лишь в честном бою», и — для сравнения — о медведе, коего притащил сюда и позволил растерзать забавы ради именно он, этот мурох, но тут вдруг услышал из уст соплеменника слово, заставившее сердце его учащенно забиться, а дыхание на вздох замереть. — Что ты сказал? — Конан поднял на парня синие холодные глаза и, следуя его молчаливой просьбе, переправил бутыль с аргосским опять на его сторону.

— Ублюдок прагилл две луны вытряхивал из меня печень, — повторил Бодал. — Увидел, как я гну железные прутья толщиной в твою руку, канах, и возжелал сделать двойника моего — вроде как для охраны. Но я-то уже догадался к тому времени: он хотел создать целое войско таких. Ха! Три сотни Бодалов, вооруженные до зубов, подходят к вратам…

— Что за прагилл? — снова перебил Конан словоохотливого муроха.

— Почелло Одноглазый из Прагьяндо. Есть такой городишко на востоке, за Кхитаем. Не слыхал?

Ни одна черта рубленого лица варвара не дрогнула.

— Там селятся восточные маги, — терпеливо пояснил Бодал. — Их орден враждует и с Черным Кругом, и с Алым Кольцом, и вообще, кажется, со всеми… Прагиллы — оборотни, Нергал их забери, и людей в таковых обращают… — Он помолчал немного, обдумывая, стоит ли доверять такие тайны незнакомцу, но все же продолжил: — Для обычного человека сие — медленная смерть. Этот белобрысый, что моего медведя задрал, тоже из обращенных. Кромом клянусь, канах, бедняк встречался с прагиллом и чем-то не понравился ему… Хотя, — Бодал хмыкнул, — попробуй такой твари понравиться.

Взгляд Конана непроизвольно переместился на Майло, все еще урчащего в своем углу.

— Точно тебе говорю, — тоже обернулся мурох. — Я видал таких в вонючем Прагьяндо. Мне самому повезло: за две луны в темнице я наслушался всяких баек от тех, кто провел там полжизни, и понял, что прагиллы, во-первых, близоруки (ну, то есть плохо видят вдали), а во-вторых, будучи оборотнями, боятся серебра. Худое зрение-то его мне ни к чему, а вот что касается серебра… У меня в ухе давно был запрятан небольшой рубин — я и сменял его на серебряную монетку у парнишки с улицы… — Бодал покачал головой, припоминая, и улыбнулся, отчего лицо его, обезображенное шрамом, перекосилось, — А когда мой одноглазый снова вытащил меня из подвала и начал колдовать, я резанул его по виску ребром монеты… Он отключился, а я и был таков. Но другие… Дай-ка еще вина…