Норман Хьюз - Сердце врага

— Возьми. Он твой.

Помедлив мгновение, Палома взяла предложенное оружие. Затем, все так же глядя коринфийцу в глаза, медленно провела острием по ладони. Показала выступившую алую полоску. И протянула руку Гарбо.

— Это был славный бой…

Он понял. И сам жест, и то, что она предлагала ему, и все, что это могло повлечь за собой. Шанс спастись от позора. О, она была не глупа!..

Коринфиец вытянул руку, ту самую, которой поймал нож на лету. Пальцы до сих пор кровоточили. Их ладони соприкоснулись.

— Я была одна в Коршене. Человек не может быть один, когда никто не прикроет ему спину.

— Брат прикроет тебя. — Гарбо слабо улыбнулся. — Позволь мне стать твоим братом.

— Это честь для меня. Брат.

Палома отняла руку. Обернулась к замершим сокамерникам, не знавшим, как реагировать на столь неожиданный поворот событий. По счастью, смекалистый Эрверд пришел ей на помощь. Радостно заулюлюкав, он завопил какие-то восторженные слова — и тут же крик его подхватили остальные.

— Гарбо! Гарбо!!!

Коринфиец незаметно перевел дух. Хвала Небу, авторитет его остался незыблем — невероятно, после того, как его с легкостью одолела в бою какая-то девица. И за это он должен был благодарить ее, Палому…

Он повернулся к победительнице, сам не зная, что ей сказать. Гнев, признательность, недоумение — все смешалось в его душе. И она, как видно, поняла это.

— Если пожелаешь, мы будем очень дальними родичами, — прошептала Оса, едва двигая губами. — Таким дальними, что, может статься, и не увидимся никогда…

Это был выход. Но почему-то он не устраивал Гарбо. Он взглянул на наемницу — и, впервые за все это время, в глазах его было уважение.

— Я обещал прикрывать тебе спину. За это ты научишь меня так драться.

Палома улыбнулась.

— Это самое меньшее, что я могу сделать для брата.

Теперь, когда Палома получила узаконенный статус в тюремном подвале, сокамерники тотчас перестали обращать на нее внимание, словно из маняще-красивой, возбуждающе дерзкой девицы она враз превратилась в бесплотную тень. Присные Гарбо, все пятеро, были услужливы — перетащили ее тюфячок поближе к своим, у сухой стены, и даже к котлу, когда сонный, недовольный стражник приволок обед, ее не пустили, а принесли и торжественно, едва ли не с поклонами, вручили миску и лепешку; однако больше они с ней не заговаривали, — шепотом ссорясь, стали бросать кости в своем углу… Палома так и не узнала, как их зовут.

Эрверд оставался поблизости, однако и он не затевал бесед с давней боевой подругой, лишь изредка выжидательно косясь на нее. Если бы она дала знак подойти… а так нет, не хотел навязываться.

— Как тебе удалось их всех так запугать? — обращаясь к главарю, Оса кивнула в сторону сокамерников.

Теперь, когда противостояние разрешилось к удовольствию обеих сторон, Палома не чувствовала к Гарбо ни страха, ни отвращения. В Асгалуне, Бельверусе, да и в иных краях ей немало пришлось иметь дело с такими, как этот коринфиец. Дерзкие, отважные, не признающие над собой ничьей власти, жестокие, порой до подлости… или великодушные до изумления… Они напоминали волков — но Палома, будучи сама волчицей, если не по крови, то по воспитанию, прекрасно умела с ними обращаться. Волку надо лишь показать, что ты сильнее, что ты — вожак. Тогда его можно не опасаться.

Вместо ответа, Гарбо лишь небрежно повел плечами, аккуратно подбирая последние крошки обеда. И заговорил, лишь когда отставил в сторону пустую миску… которую тут же подхватил и спрятал младший из его подручных, тощий парнишка лет шестнадцати, с длинными светлыми волосами, заплетенными во множество косичек.

— Разве такой тихий человек как я способен напугать кого бы то ни было?

Речь его, когда он не старался работать на публику, была правильной, он выпевал гласные, а не проглатывал половину, как обычный коринфийский сброд. Палома поморщила лоб.

— Благородная кровь… Младший сын? Земли слишком мало, чтобы делить на двоих? Или…

Гарбо хмыкнул.

— На четверых. Можешь не продолжать, смекалистая…

— Это было несложно.

— Ну — а ты… сестричка? Что расскажешь о

себе?

Но Палома не собиралась облегчать ему задачу.

— Угадай сам. Или готов и тут мне уступить? Негоже — я о тебе была лучшего мнения…

К чести Гарбо, он сумел сдержать злость — настолько, что заставил себя думать о деле, а не о том, как врезать дерзкой девице за очередное оскорбление. Наконец выдал:

— Наемница. Родители умерли, оставив тебя без средств к существованию. Отец, видно, был солдатом в свое время, и тебя кое-чему научил, так что ты решила, что с оружием в руках идти по жизни лучше, чем плодить нищету в убогой хижине с мужем, который бы согласился взять бесприданницу, или продавать себя в гарем к какому-нибудь жирному ублюдку…