Стефан Корджи - Ночные клинки

Конан открыл глаза. В голове немилосердно трещало. Во имя Крома, что этот старый обманщик Абулетес поднес ему вместо доброго красного туранского? Ну, погоди, ты у меня еще попляшешь, толстая крыса, мстительно подумал варвар, сжимая виски ладонями. Это какую же гадость я должен был выпить, чтобы в башке так шумело?!

В первый миг Конан был настолько озабочен этим, что даже не заметил склонившегося над ним незнакомого бородатого лица.

— Не стони так, парень, — услышал киммериец. — До побудки еще добрых четверть клепсидры, а ты орешь, точно дикий буйвол на случке! Смотри, в следующий раз по шеям навешают! На первый-то раз простили…

— Чего, чего? — не понял Конан. Он проснулся в Шадизаре, в самом сердце воровской Пустыньки, в заведении почтенного Абулетеса — и вместо теплой девки под боком обнаруживает уставившуюся на него бородатую харю, которую он, Конан, видит первый раз в жизни.

Киммериец попытался приподняться. Что-то мешало, держало за ногу; только теперь варвар пришел в себя.

Он полулежал на жесткой, до блеска отполированной скамье. Над головой нависал низкий дощатый потолок. Вокруг киммерийца вповалку лежали тела людей; кто храпел, кто негромко стонал, кто осыпал кого-то проклятьями…

Изумленный Конан обвел окружающее взглядом. Кром, владыка жизни, людей и богов, да ведь это гребная палуба галеры! И я, Конан, невесть как превратился в прикованного к скамье раба-гребца — щиколотка была закована в грубый железный браслет, обернутый сверху толстой кожей. От браслета ко вделанному в палубу кольцу тянулась недлинная цепь.

— Кром! — вот и все, что мог сказать потрясенный Конан.

Он ничего не понимал. Как он очутился здесь? Даже если ему что-то подмешали в вино, то неужели же он провалялся, откинув копыта, столько времени? От Шадизара ведь до любого моря неделю скачи — не доскачешь. Разбудивший Конана бородач дружелюбно похлопал киммерийца по плечу и отошел досыпать.

Галера была очень велика. В былые годы варвару довелось пиратствовать вместе с великолепной Белит на «Тигрице», куда как немаленькой скорлупке, однако этот корабль превосходил размерами судно пиратов Черного Берега самое меньшее вдвое.

Киммериец пригляделся к спящим рабам. Тут был самый разнообразный люд. Чернокожие Дарфара и Зембабве, коренастые черноволосые шемиты, оливковокожие стигийцы, светловолосые ваниры, узкоглазые кхитайцы, смуглые вендийцы…

За бортом тихо плескалась вода. Галеру чуть покачивало. Конан втянул ноздрями воздух, словно гончая — к запаху моря примешивался терпкий лесной аромат. Они стояли на якоре где-то невдалеке от земли и, несомненно, в Южных Пределах.

Конан медленно сжал и вновь разжал кулаки. Кром, кое-кто мне за это заплатит, посулился он. Кто-то мне за это очень дорого заплатит, как только я сумею отсюда выбраться. Он бросил быстрый взгляд на запиравший его цепь замок и досадливо поморщился. Такой пальцами не откроешь. Запоры сюда ставили настоящие мастера.

Внешне киммериец оставался совершенно спокоен, словно просыпаться после доброй попойки прикованным к палубе галеры для него совершенно обычное дело, однако внутри него бушевала настоящая буря. Его, Конана-киммерийца, грозу всех воров Шадизара, посадили на цепь! А он при этом не только не убил ни одного человека, но мирно спал, пуская пузыри, словно грудной младенец! Что ж, если на этой галере плавают глупцы, которые не знают, кто такой Конан, — он сумеет им как следует представиться.

Киммерийцу шел двадцать шестой год, и он уже давно вступил в полную силу воина. Тело украшали многочисленные шрамы — знаки боевой доблести для любого мужчины из киммерийского рода. Ярко-синие, очень редкие для жителя Юга глаза горели на суровом лице ярко и живо; сейчас эти глаза были прищурены, и кое-кто из тех, кому доводилось знать Конана хоть сколько-нибудь близко, тотчас сказал бы «братцы, уходим — киммериец не в духе. Меньше чем двумя десятками трупов тут не обойдется».

Прежде чем он, Конан, вздернет капитана этой посудины вверх ногами на рее и начнет медленно поджаривать его на небольшом огне, нужно было управиться с одним совсем небольшим дельцем — освободиться от цепи и раздобыть хоть какое-то оружие. Последним, впрочем, вполне могла послужить и сковывающая Конана цепь — ему немало довелось сражаться против хорошо вооруженных воинов, не имея в руках ничего, кроме обрывка тяжелой цепи. Невольно Конан вспомнил, как дрался такой цепью с волками — десять лет назад, когда пятнадцатилетним парнишкой-гладиатором бежал из гиперборейского рабства и встретил ожившую мумию, неведомо когда умершего короля в заброшенном горном склепе… Цепь тогда его здорово выручила.