Владимир Корн - Золото вайхов

– Добрый вечер, господа, – поприветствовал я собравшихся дуэлянтов. – Не сочтите за труд объяснить мне правила, по которым происходит ваша дуэль. Вам не кажется, что соотношение сил в корне противоречит дуэльному кодексу? Если вы подзабыли этот святой документ, сочту за честь вам его напомнить.

Мне важна была реакция на мое появление. Ручаюсь, если нападающие – приличные люди и преследуют благородные цели, то попытаются объяснить мне столь неспортивное поведение.

Но этого не произошло. Один из нападавших, по всей вероятности старший, бросил какую-то неразборчивую команду, и от группы отделился человек. Его очевидные намерения не вызывали ни малейших сомнений.

У японских самураев есть такая техника – не помню, как она называется, – когда удар наносится сразу после того, как катана покинула ножны. Фактически это одно движение. Так вот, готов поспорить с кем угодно, что со шпагой такое тоже возможно. Пока мой противник приближался ко мне, я спокойно стоял, придерживая ножны шпаги левой рукой. Но как только он пересек незримую границу, сделал выпад. Давно хотел попробовать эту технику, но все не было подходящего случая.

Перешагнув через еще агонизирующее тело, я подошел ближе. Существовала вероятность того, что нападающие и защищающийся объединятся против меня – такое бывает.

Еще одна команда – и следующий противник предстал передо мной. Наши клинки со звоном скрестились, разошлись, снова скрестились. Весьма посредственная техника – даже мне это понятно. На следующем выпаде он чуть-чуть провалился, и это стоило ему жизни. Прямо из четвертой позиции я нанес колющий удар, благополучно достигший цели. Все, противники остались один на один. Тщательно протерев шпагу, я спрятал ее в ножны.

И эта схватка оказалась недолгой. Сломленный потерей товарищей, последний из нападающих пропускал удары один за другим и после третьего рухнул на землю.

Человек, только что отправивший к праотцам своего соперника, пару мгновений переводил дыхание, присматриваясь ко мне. Я тоже стоял, дожидаясь, чем все это закончится. Горящие на мосту фонари не давали много света, но и того, что было, хватало, чтобы рассмотреть человека примерно моего возраста, чуть выше среднего роста, обладателя щегольских усов с закрученными кверху кончиками. Наконец он отыскал ножны, вложил в них шпагу, поднял валявшуюся неподалеку шляпу и изобразил ею приветствие.

– Позвольте представиться. Меня зовут барон Анри Коллайн, и мне хотелось бы знать, кому я обязан жизнью, – произнес единственный, кроме меня, оставшийся на этом мосту в живых.

– Артуа де Койн, барон. Если это представляется возможным, объясните, что здесь произошло.

– Подождите буквально пару минут, сударь, пока я избавлюсь от трупов. Эти люди не заслуживают погребения, уж поверьте мне на слово.

Несколько минут я наблюдал, как Коллайн сбрасывает тела в воду с моста. А вот их клинки он собрал, завернув в свой плащ. Странное дело, до сих пор не объявилась стража, обычно вездесущая, но, может быть, это и к лучшему.

– Вот теперь можно и поговорить. Хотя я предпочел бы делать это за стаканом доброго вина. Кстати, вам принадлежат две шпаги из четырех. Не бог весть что, но пару золотых за все вполне можно выручить.

– Отложим это дело на потом, – сказал я. – Пока же предлагаю пройти в таверну. Здесь недалеко.

– В любом случае вино за мой счет. И еще: можете рассчитывать на мою шпагу. Я уже успел попрощаться с жизнью. Четверо противников – это много даже для меня.

Мы почти сошли с моста, когда мой новый знакомый приблизился к перилам и решительно отправил сверток с клинками врагов в воду.

– Что подвигло вас на такой поступок? – не преминул поинтересоваться я.

– А-а-а, не хочется быть мелочным, – беспечно махнул рукой тот. – В свою очередь позвольте спросить о причине вашего интереса. Вы пожалели о той части денег, которую уже считали своей?

– Вовсе нет. Я лишь беспокоюсь о рыбках, водящихся в этой реке. Вполне возможно, что вы нечаянно проткнули одну из них острием клинка из вашего свертка.

Барон заразительно расхохотался, хлопнув меня по плечу.

Мы вернулись в таверну «У Ондоро». Самого Ондоро уже не было, за стойкой стоял его сын – не помню, как его имя. С Анри мы проговорили часа три, если не больше. Его история оказалась чем-то похожей на мою с той лишь разницей, что он урожденный барон.

Его угораздило попасть не в то время не в то место. Став невольным свидетелем одного весьма неприглядного события, он подписал себе приговор. И если бы не мое удачное вмешательство, этот приговор уже был бы приведен в исполнение. Он не стал распространяться на эту тему, а я не стал настаивать.