Юрий Никитин - Трое в Песках

Мрак услышал стон, быстро подхватил Олега. Изможденное лицо волхва было мертвенно бледным, глаза закрывались. Лиска и Таргитай держали Олега с другой стороны, не давая упасть. Олег с трудом открыл глаза, медленно освободился. Глаза отыскали мага в желтом, что двигался все медленнее. С трудом нагнулся, перевернул его на спину.

— О какой власти говорил Мардух? Зачем ему Яйцо?

Раненый дышал тяжело, обгорелое плечо было похоже на обугленный ствол дерева. Из раны торчала белая кость с обгорелыми лохмотьями жил. Глаза были дикими от ужаса, он просипел:

— Спаси… Я хочу жить… Мардух мог бы спасти…

— Все хотели жить, — ответил Олег. — Ты им дал?

Раненый дышал все чаще, глаза неверяще смотрели в каменное лицо волхва. В прошлый раз, когда захватили башню Гольша, этот лесной увалень выглядел мягким и слабым.

— Да, — прошептал он затихающим голосом. — Умирать надо по-мужски…

Он рванулся, ухватил Олега за горло. Волхв рывком приподнял его, обрушил затылком о каменный пол. Отвратительно хрустнуло, маг раскинул руки и затих. В наступившей тишине слышалось хриплое дыхание Олега, затем — грубый голос Мрака:

— Зверь… Почему не магией?

Таргитай и Лиска уже отвязали Гольша. Скрученные руки старика посинели, распухли. Голова моталась из стороны в сторону. Олег ответил мертво:

— Магию истратил до капли… Неделю теперь копить…

Гольш открыл глаза. Олег зябко передернул плечами: старик был кожа да кости, словно не ел эти две недели, желтая кожа высохла, висела. Он едва шевельнул дряблыми губами:

— Я не ожидал, что такая мощь вообще возможна…

— Я не ожидал тоже, — ответил Олег еще тише.

Он утих, повернулся к двери. Все услышали приближающийся снизу по лестнице топот множества ног, лязг металла. Мрак и Лиска взялись за секиру и меч, лишь Таргитай стоял возле Гольша, бережно держал у груди мешок с Яйцом.

— Савиджак, — вскрикнула Лиска жалобным голосом.

— Или Агимас выбрался из ада, — буркнул Мрак. — Прямо неистребимый… Мог с Ящером столковаться. А то и породниться.

— Савиджак, — повторила она потерянно. — Узнаю его тяжелый шаг!

Таргитай опустил плечи, в синих глазах появилось побитое выражение. Олег выжат до последней капли, а Гольшу за подвиг стереть кровь, что заливает лицо. Мрак ранен, а Лиска…

Он горестно вздохнул, опустил Яйцо на пол и медленно потащил из-за спины Меч. Заблистало оранжевым. Затем Меч неуловимо быстро стал ярко-синим, как глаза Таргитая. В комнате сразу похолодало, по стенам пробежали странные мигающие сполохи. Рука Гольша застыла на полдороги к глазам: лезвие стало седым, покрывшись инеем!

Гремя подкованными сапогами, через порог ворвались воины в медных доспехах. Все были с грубыми лицами, от них пахло потом и распаренными телами. Остановились у стен, а следом пошел огромного роста воин — свирепый, с горящими яростью выпуклыми как у коршуна глазами. Черные как смоль брови сшиблись на переносице, крючковатый нос хищно загнулся. По щеке тянулся глубокий шрам. В правой руке воин держал длинный изогнутый меч, простому человеку вряд ли поднять, на локте левой висел круглый щит.

В наступившей тишине раздался дребезжащий голос старого мага:

— Руны абсолютной защиты… Такой щит нельзя тронуть…

Савиджак оскалил крупные, белые как у зверя зубы.

— Не нравится?.. Магия против магии, меч против меча, а отвага — на отвагу! Я раскатаю ваши кости по всей башне, а женщину пошлю на кухню! Впрочем, ночью ей тоже найдется работа — обслуживать рабов.

Таргитай нахмурился, женщин обижать — последнее дело, шагнул вперед. Меч шелохнулся, учуяв противника. Савиджак одним красивым движением сбросил плащ, голос был сдавленным от ненависти:

— Думаешь, Меч богов спасет?.. На этот раз я готов. У меня щит богов, и меч не простой!.. Сейчас узнаешь, в чем его непростота…

За спиной Таргитая раздался слабый вскрик. Савиджак неотрывно смотрел куда-то через плечо Таргитая, тот осторожно скосил глаза. Лиска, бледная как смерть, перекосившаяся и сгорбленная, вышла как во сне на середину комнаты, между противниками.

— Хотела солгать, уйти с Савиджаком, а затем… Но это огорчит… нет, просто убьет Олега… Я лучше скажу правду.

Мрак хмыкнул, крепче сжал секиру. Если женщина обещает сказать правду… Савиджак сказал злым, словно от долгого крика, голосом:

— Говори. Может быть, отдам не рабам, а лишь надсмотрщикам.

Глаза его сухо блестели, он смотрел на нее неотрывно. Олегу почудились в налитых кровью глазах боль и мука.