Дария Беляева - Где же ты, Орфей?

Так я себе сказала, потому что иначе я сошла бы с ума. Хотя многие и так говорят, что я сошла. Но пока я только немножко сошла с ума, совсем недалеко.

Потому что я умела надеяться. Орфею было бы тяжелее на моем месте, потому что он этого не умел. Я писала "Письма к Орфею", чтобы разбудить его, я угождала Сто Одиннадцатому во всем, чтобы он не вытянул из Орфея жизнь, и я искала способы украсть его у Сто Одиннадцатого.

Только пока ни одного не нашла. Но у нас с Орфеем было время. Вот почему мне так важно было смотреть на него каждый вечер. Я хотела видеть его, я хотела, чтобы он подтвердил мне, зачем завтра наступит новый день.

— Эвридика, вернусь завтра, и покажешь мне, что еще написала. Нужно, чтобы больше отдыхала. Вид — бледный.

Я хотела поправить его, но, по привычке, не стала.

На прощание я улыбнулась ему так, как будто раскрытые глаза Орфея могли видеть меня.

Я ведь не знала точно, что не могли. Орфей исчез, словно бы растворился, как рисунок, по которому прошлись ластиком. На это я смотреть не могла. Еще некоторое время я слушала тяжелые шаги, а затем встала из-за стола и прошлась по комнате.

Я подошла к окну и увидела облака, проплывающие передо мной. Я всегда думала, что они будут, как вата, когда я отправлюсь наверх, но чаще всего облака были похожи на рассеянный вокруг дым. Из-за них было сложно рассмотреть ночи. Когда стоишь на земле и запрокидываешь голову наверх, заглядывая в небо, облака кажутся просто чудо какими хорошенькими. Но здесь, высоко, мне все время хотелось взять пылесос и втянуть их в мешок для пыли, или разогнать шваброй, словом вычистить небо, сделать его ясным и прозрачным, особенно ночью, чтобы каждая звездная искорка была мне видна.

Зоосад располагался очень высоко и был сделан прекрасно. Воздух здесь очищался, безопасную пищу выращивали в сельскохозяйственных комплексах под стеклом и металлом, вода тоже проходила много ступеней очистки прежде, чем ее предлагали нам. О нас заботились, и мы не чувствовали ни голода, ни болезней. Хотя, конечно, лучше сказать, что мы сами о себе заботились. В большинстве своем это были человеческие технологии, адаптированные для жизни в замкнутом пространстве. Они давали нам шанс спасти себя самостоятельно.

В Зоосад часто приезжали гости, и Сто Одиннадцатый говорил, что ни в одном мире до нашего они не видели ничего подобного. На их языке Зоосад тоже как-то назывался. Значение было похожим. Орфей как-то говорил, когда мы вот так же смотрели на небо в облаках, странно, должно быть, что они пришли сюда, даже не представляя себе, как устроено радио, но нам не помогли ни технологии, ни оружие, и теперь мы сами построили свою тюрьму.

Еще более странно было то, что в тюрьме оказалось лучше, чем на свободе. Зоосад покрывал теперь почти весь мир. Сто Одиннадцатый говорил, что это золотое тысячелетие Зоосада, и площадь его будет сокращаться все сильнее. Однажды воду и воздух нельзя будет очищать, однажды наши технологии не поспеют за тем, как быстро они отравляют и опустошают нашу землю. Я немного завидовала Сто Одиннадцатому, когда он так говорил. В отличии от меня, Сто Одиннадцатый мог мыслить тысячелетиями.

Вот почему люди были для него очень хрупкими существами. Они живут вечно, и настанет день, когда никого из моих самых далеких потомков уже не останется на свете, а Сто Одиннадцатый покинет эту планету вместе со своей Королевой. Он обещал никогда не забывать о нас.

Слабое было утешеньице.

Я дотронулась рукой до стекла. Вся внешняя стена состояла из тяжелого стекла, так что нельзя было точно сказать, окно ли это или уже нет. Где-то впереди Зоосад изгибался, и я видела прозрачные, широкие воздушные коридоры. По ним можно было попасть в любую точку мира. Широкие, прозрачные магистрали были словно чистые сосуды. Они и мы, все путешествовали по ним. Орфей говорил, что они, как невидимые вирусные клетки.

Я никогда не отвечала ему, но это была не совсем правда. В конце концов, у нас были идеи, но сам остов Зоосада принадлежал им. Этого не было видно. Если смотреть на Зоосад издалека, он казался городом будущего, абсолютно человеческим. Что-то подобное рисовали древние художники, иллюстрируя старые фантастические книги. Высота, прозрачность, стерильная чистота — то, о чем наша цивилизация и мечтала так давно, даже до них.

Но я знала, что если навалиться на стену, она не окажется достаточно твердой. Она продавится. И можно будет почувствовать нечто такое, похожее на биение чьего-то большого сердца.