Елена Ковалёва - Записки Школозавры. Книга 1. Серые, зелёные, оранжевый. Фантастико-социальный роман

Филиппок лежал в постели, укрытый одеялом до самого подбородка, видны были только глаза и нос. Глаза у него были серые, прикрытые густыми тёмными ресницами. Под кроватью Филиппка стояли голубые тапки-шанхайки. В изоляторе всем такие выдают – у меня на ногах были такие же, но розовые. На прикроватной тумбочке Филиппка стоял нетронутый обед и сок с печеньками.

– Почему не ешь? – спросила я.

– Не хочу, – ответил Филиппок.

– Тебе таблетки давали?

– Давали.

– А такая, голубенькая с буковкой была?

– Я не смотрел. Проглотил их и всё.

– Сколько штук?

– Не считал… Четыре или пять…

– А уколы делали?

– Нет.

– А что у тебя болит, Филиппок?

– Кажется, сердце. Хотя я не чувствую, но так врач сказал, когда послушал меня своей трубочкой.

– Фик-Фас?

– Да.

– Ты хоть сок выпей, Филиппок! Вишнёвый.

– Выпей за меня, Лиля, и печеньки съешь, а то меня снова ругать будут, что я ничего не ем.

Съев свои печеньки и допив сок, я поставила свою пустую пачку на тумбочку, а запечатанную пачку Филиппка положила в карман своего халата, оттуда достала «гостинец» и протянула Филиппку. Он улыбнулся, вытащил худенькую руку из-под одеяла, взял конфетку, но есть не стал – держал её в руке, положив руку сверху одеяла. Его печеньки я взяла в свою здоровую руку. Если медсестра зайдёт, то подумает, что Филиппок полдник съел сам, а я ем свои печеньки в его палате.

Что же случилось с Филиппком? Сердце… Скорей всего, он по своему старому детскому дому скучает, он ведь тут совсем недавно. До этого он, как и я, был в детдоме для нормальных детей. А ещё раньше жил в Доме малютки – с самого рождения. От него родители отказ написали. Он свою мать не помнит совсем… Девчонкам тут хоть иногда поплакать можно, а пацанам – нет, засмеют, будут «бабой» всю оставшуюся жизнь звать. Как же его развеселить? Надо поскорей выбираться отсюда, с Батяней и Катюхой мы обязательно что-нибудь придумаем! Я вспомнила про книжку, которую мне принёс Нифигенич.

– Хочешь, Филиппок, я тебе книжку почитаю? – спросила я.

Стихи, правда… Мне Нифигенич принёс.

– Он мне тоже книжку принёс, – сказал Филиппок. В тумбочке лежит.

Левой рукой, положив печеньки себе в карман, я открыла тумбочку и достала книжку.

– «Лев Николаевич Толстой», – прочитала я. «Филиппок. Рассказ с иллюстрациями». Да это же про тебя, Филиппок! Вот Нифигенич даёт – мне про родственников книжку принёс, а тебе про тебя!

Филиппок снова улыбнулся. Я стала читать ему книжку, положив её себе на колени и листая страницы здоровой рукой. В какой-то момент в палату зашла медсестра – не увидев ничего подозрительного, она забрала тарелки с несъеденным обедом, мою пустую коробочку из-под сока и понесла всё в столовую.

Дорогие читатели! С Вами Лиля Туба! Простите, долго писать не могу. Пришлось срочно менять название романа. Обстоятельства этого требуют. «Один человек» уже в курсе последних событий. Думаю, что сегодня он допишет главу с моих слов. Вы только не волну

*

Не успела Лиля стать писательницей, как у неё появились читатели из её же интерната. Она и подумать не могла, что кто-то из персонала выходит на литературные сайты. Этот «кто-то» случайно наткнулся на её роман в Интернете, а, прочитав несколько глав, заподозрил, что Лилин роман с большой долей вероятности написан по следам реальных событий, происходящих в «очень закрытой» и очень конкретной школе. Ещё хорошо, что этот читатель не принял детские записки слишком серьёзно и поделился своими впечатлениями от прочтения с Нифигеничем, а не с кем-то другим. Нифигенич, в свою очередь, прочитав 11 глав романа, посоветовал Лиле через «Одного человека» соблюдать конспирацию. «Один человек» объяснил девочке по телефону, что такое конспирация, и для чего нужна секретность в делах такого рода. Ведь роман могут прочитать люди, которым многое из написанного Лилей с его помощью, придётся не по вкусу. Лиля согласилась и первое, что она сделала – зашифровала название своего романа. Изменила она и некоторые географические названия, встречающиеся в её повествовании. И, вообще, Лиля решила быть осторожнее – события в интернате набирали обороты и требовали решительных действий. Но каких?! Ни она, ни её подруги не знали, что делать дальше. Лиля попросила Нифигенича через «Одного человека» хранить тайну. Он пообещал, но потребовал, чтобы девочки не подвергали свои жизни опасности и не совершали противоправных поступков.