Мадам Севинье - «В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь»

Позавчера супруг Вашей кормилицы пришел ко мне, умоляя вступиться за его жену, которую, с ее слов, держат впроголодь, возвели на нее напраслину про дурную болезнь и вынудили раздеться перед Вами донага, чтобы Вы лично могли убедиться в обратном. Первым делом я ему в глаза сказала, что нахожу его жену самой капризной, злой и неблагодарной особой на свете, которая вечно всем недовольна и злонамеренно его науськивает против Вас, и что в Гриньяне кормилице со стола всегда лучшие куски отдают. Дальше я обозвала его болваном и сказала, что никогда не поверю в эту околесицу. Он разъярился и давай вопить, что честное имя превыше всего, что только б…ь может подхватить заразу, и он-де пришел уверить меня в обратном. На этом месте он, похоже, готов был и сам передо мной разоблачиться. Я приказала выгнать его взашей; он подчинился, продолжая нести всякий вздор и грозясь пожаловаться г-же де Виллар; тем все и закончилось. Поясните же мне, что это за пикантная история [112] Речь об уже изгнанной кормилице. Ходили слухи, что это граф де Гриньян передал «нехорошую» болезнь жене, а от нее, через ребенка, она перешла к кормилице. .

Вы с таким почтением отзываетесь о кардинале де Реце и о его намерении отойти от дел, что одного этого было бы достаточно, чтобы снискать его признательность и дружбу. Кое-кто из моих знакомых считает, что ему все-таки стоило бы перебраться в Сен-Дени, хотя они же первыми его потом и осудили бы. Многим бы хотелось принизить благородство его поступка, но тут уж, будьте покойны, он никому не даст повода усомниться в своих намерениях. Вы красиво рассуждаете о счастливом стечении обстоятельств, но, право, лучше все-таки на это не уповать.

Отдельные места в Ваших письмах очень хороши; многие из них я перечитываю по нескольку раз. В ближайшие дни напишу, как тут будут восприняты Ваши слова о г-не де Тюренне. Кардинал де Буйон порадуется либо, напротив, опечалится, ибо это вновь вызовет у него слезы. После смерти нашего героя другой, «герой от молитвы», предпочел укрыться в Коммерси; в Сен-Мишеле ему так и не удалось обрести покоя [113] «Герои выходят не только из битвы, / Есть слава от правды, а есть — от молитвы». (Ж. -Ф. Саразен. Надгробное слово памяти Вуатюра). В 1675 г. кардинал де Рец письменно заявил о своем отказе от сана кардинала (правда, папа официально не удовлетворил его ходатайство), распустил прислугу, оплатил долги и простым монахом-бенедиктинцем удалился в находившееся неподалеку от Коммерси аббатство Сен-Мийель (называемое иногда Сен-Мишель), где аскетически начал вести уединенный образ жизни. Иногда он посещал вверенное ему аббатство Сен-Дени близ Парижа, где продолжал исполнять обязанности настоятеля. Во время одной из поездок туда кардинал умирает. Г-жа де Севинье считала его отставку героическим поступком. Для нее она сродни героизму де Тюренна на поле брани. . У первого президента палаты косвенных сборов [114] Никола Ле Камю — генеральный прокурор, с 1672 г. первый президент палаты косвенных сборов. Он оказывал услуги г-ну де Вандому, губернатору Прованса, и в этой связи его имя неоднократно упоминается в переписке. есть имение в Шампани. Однажды приходит к нему один из арендаторов с просьбой либо значительно снизить ставку, либо дать отсрочку по договору двухлетней давности. Начинают разбираться, дескать, это противу правил; так он возьми и ответь, что в бытность г-на де Тюренна можно было взять в долг под новый урожай и потом рассчитаться сполна; а вот теперь, когда его не стало, все подались в другие края из страха, что тут все отберут враги. Такие вот обыденные вещи порой выше всякого панегирика. Кстати, все, что Вы говорите о г-не де Лорже, лишнее тому свидетельство. Г-н де Лагард [115] Лагард — речь идет о младшем брате Огюста Тома, маркиза де Лагарда, президента парламента города Экса. Он ссудил графу де Гриньяну значительную сумму денег. все еще тут; вместе с семейством Ларошфуко они выезжали на прогулку в Шантийи и Лианкур. Он радовался, как пятнадцатилетний мальчишка. Я надеюсь увидеться с ним перед отъездом.

Не зовите более меня к себе; тем самым Вы отвращаете меня от невеселых моих обязанностей. Коли бы дать сердцу волю, то послала бы я эти дела ко всем чертям, да сорвалась бы вместе с Лагардом в Гриньян. Оставила бы тут своего Доброго Друга, потому что сейчас он скорее Зловредный, и денька четыре прожила бы как хочется, повинуясь одному лишь велению души. Это же чистое безумие смирять свои устремления в угоду рутинным делам и обязательствам! Боже мой, кто бы сказал, что лучше? Голова пухнет от всех этих мыслей. Увы, ныне вся моя правда — в делах, мысли же давно живут сами по себе, и, слава Богу, у меня нет нужды мирить их меж собою. Одно лишь стремление помочь Вам наполняет мою жизнь смыслом и составляет все мое утешение. На каникулы отправляюсь в Бретань и пробуду там до ноября, чтобы, вернувшись по милости этого бессовестного Мирпуа, снова погрузиться в судебные дрязги: