Андрей Посняков - Крест и порох

– Во Иордане крещающуся тебе, Господи! – неожиданно появился из камышей отец Амвросий, бредя по колено в воде со вскинутым крестом. – Троическое явися поклонение, родителев бо глас свидетельствоваше тебе! Возлюбленного тя сына именуя и дух в виде голубине, извествоваше словесе утверждение! Являйся, Христе Боже, и мир просвещай!!! – Священник осенил себя размашистым знамением и решительно погрузил крест в воду.

На миг казаку показалось, что вода вокруг креста даже забурлила, – и тотчас боль исчезла, дышать стало легко и свободно, а обездвиженные товарищи, громко выругавшись, резко ударили веслами.

Между тем на колдовских лодках творилось невероятное. Менквы, сбросившие с себя чародейское одурение, зарычали, закрутились, бросая весла. На одной лодке они сразу вцепились в колдуна, на другой затеяли драку между собой, из третьей попытались выйти – и она перевернулась. Сир-тя пришлось забыть про врага, восстанавливая власть над зверолюдьми, – этих мгновений казакам вполне хватило, чтобы доплыть до каравана.

– Гуляй, православные! – С веселым кличем Матвей прыгнул на борт передней лодки, держа в одной руке топор, в другой саблю. Менквы, уже снова одуревшие от чародейской воли, повернулись к нему, и тут же один людоед получил укол под подбородок, другой – обухом под колено. От весла казак прикрылся топором, ударил его хозяйку в горло, подрубил ноги соседки, шагнул через сидушки.

Амулет пронзил грудь острой болью – чародей вскинул над головой щит, схватился за палицу. Но Серьга рубанул его из-за головы и пробил топором и щит, и руку под ним, и сам череп колдуна. С облегчением перевел дух, глянул на соседнюю лодку. На ней Ганс Штраубе тоже покончил со своим. На третьей лодке людоеды бодро жрали своего капитана, перевернутую выносило в море течение. Последняя из лодок неосторожно выплыла на мелководье, и ее перехватили очнувшиеся после молитвы караульные – выскочили сзади и всадили сир-тя топор между лопаток. Менквы сразу попрыгали за борт и с воем кинулись к берегу – в холодной воде им явно не понравилось.

Караван перестал существовать.

Три лодки из пяти казаки поймали, отвели к своей стоянке, открыли корзины.

– Так и есть, мясо! – кивнул Ганс Штраубе. – Ну что же, посмотрим, как долго язычники смогут продержать осаду без жратвы.

Вечером в остроге опять готовили ужин, и запахи жаркого расплывались далеко за стены крепости. От этого аромата людоеды приходили в смятение, начинали бродить туда-сюда, выть и пытаться забраться по бревнам. Местами вспыхивали драки – которые, впрочем, быстро заканчивались. Чародеи все еще удерживали своих рабов в узде.

Посматривая с высоты стен на могучих врагов, воевода Егоров все думал – начнут зверолюди жрать друг друга или нет? И способны ли они пить морскую воду?

В остроге и пищи и питья хватало. Лед в подклети был лишь чуть-чуть солоноватым, и талую воду вполне можно было употреблять на кухонные нужды и пить. А вот сколько пресной воды смогли привезти с собой осаждающие? Наверняка ведь рассчитывали подвозить ее от столь близкой реки!

Уже на третий день после прорыва казаков на острове вспыхнула жесточайшая драка – менквы мутузили друг друга дубинами безо всякой жалости, причем вперемешку, всех подряд, не разделяясь на своих и чужих. На месте побоища осталось никак не меньше полусотни туш, есть которые никто даже не попытался. После этого несколько людоедов спустили на воду одну из лодок, стали торопливо грести. Какую хитрость они придумали, чтобы заделать пробоины, издалека было не видно, однако водой лодка наполнилась только на полпути к реке. Менквы продолжали грести, хотя мучились совершенно напрасно. Их уже заметили сторожащие на берегу казаки и вышли встречать…

До вечера зверолюди, слегка успокоившись, просто бродили под стенами, а в сумерках начали выть, долго и протяжно, словно волки в зимнюю лунную ночь. Около полудня кто-то из них не выдержал, вошел в воду, поплыл к далекому берегу. Потом так же поступил второй, третий – и вскоре в море бросились уже все уцелевшие менквы.

Атаман невольно поежился. Море было холодным, он бы в такой воде и четверти часа не продержался. До берега же было очень, очень далеко. Волны, сумерки, вой ветра, плеск. Отплывая все дальше на глубину, мохнатые головы терялись на фоне темной воды, и дальнейшая судьба осадной армии колдунов сир-тя так и осталась неизвестной.

Поутру казаки распахнули ворота, выбросили на насыпь помост, вышли наружу.