Елена Петрушина - Параллельные кривые

– В сумерки нужно окна зашторивать, нельзя их в дом впускать, – пояснила Алла.

– Кого их?

– Ну… Их…

Слова никак не возвращались к Сене, и он только смущённо кивнул. Наконец пустоту в голове стали заполнять аморфные массы смыслов, постепенно отвердевшие в слова:

– Алла…а как это…это всё можно соединять? Ну…вы вроде православная…и в то же время…вас бы на костре…того…

Алла улыбнулась.

– Не знаю, как соединить и можно ли. Так сложилось. Меня окрестила бабушка в детстве. Окунула в речку, надела крестик. Она была из старообрядцев. Распятие у них с перекладиной и крестятся двумя перстами, а в остальном какая разница, я не поняла. Окрестила и окрестила, я и не вспоминала до поры до времени. Храмов поблизости не было, время было антирелигиозное. И у меня не было привычки к молитве. Родители были далеки от религии, не приучили. А потом приснился мне страшный сон, который и теперь вспоминать не могу без содрогания.

Снится мне, что я сижу на диване в бабушкином доме, напротив дверного проёма в другую комнату. А там дальше окно, я в него смотрю и вдруг вижу, как с той стороны приближается тёмная фигура. Я понимаю, кто это, мне становится страшно. Он просачивается сквозь стекло и двигается на меня. Жёлтые глаза светятся. Я цепенею от ужаса. Силюсь поднять руку для крестного знамения, но не могу. А он смеётся так театрально:

– Ха-ха-ха, ты же не крещёная!

А потом добавляет:

– Но ты не бойся, я тебя не трону.

– Ну да, зачем трогать некрещёного, он и так к Богу никогда не придёт…

– Возможно. Но Иоанн? Что вы скажете о нём? Как он пришёл к Богу, и кто крестил его? Видимо, есть пути. Кроме того, есть и другие религии. Но я не хочу сейчас пускаться в дискуссии.

Я тогда проснулась в холодном поту и решила, что надо пойти в храм и пройти полный обряд крещения. Бабушка обиделась, что я не в той традиции крестилась. Говорила, что лучше нигде не креститься, чем «у этих». Это сейчас РПЦ со старообрядцами замирилась. А тогда не очень-то друг друга принимали. Но дело не в этом. Я будто обрела защиту, в которой нуждалась. Подозреваю, что так делают все тревожные люди. Ищут защиты от неведомых и невидимых угроз, не слишком вдаваясь в суть и историю религии. Как говорится, где родился, там и крестился. Наверное, родись я в Китае, была бы буддисткой. Просто выбора не было, опоры не было, а страха было много. Ну да ладно. Картошка в печи уже должна быть готова. Будем ужинать.

– Вы не рассказали, как в вашей жизни соединились православие и… другие практики. Как их сейчас называют? Магия, эзотерика?

– Значит, должны были соединиться, раз соединились. Естественным путём. Эклектика – наше всё.

Она засмеялась и сунула ему банку квашеной капусты:

– Накладывайте в салатницу. Давайте ужинать.

– Послушайте, ну нельзя ведь жить с такой кашей в голове! – он попытался продолжить свою линию.

– В моей голове нет никакой каши. Потому что там вообще ничего нет. Пустота, – пресекла она дискуссию. – Ешьте и помалкивайте.

Она не хотела говорить и о брате, изящно и беззлобно уводя разговор на местные реалии. Тем более ей претило делиться, с кем бы то ни было, содержанием своих медитаций.

Ранний вечер уплотнился до вязких сумерек, в которых тонули звуки. Затворники разошлись по своим комнатам, каждый с мыслью «ну, по крайней мере, мы друг другу не мешаем».

Игорь Стрельцов открыл глаза и ничего не увидел. Было тесно и душно, словно его завернули в пыльный ковёр и перетянули для надёжности верёвкой. Вестибулярный аппарат регистрировал качку, и Стрельцов сначала подумал, что ковёр перекинут через спину коня или верблюда, бредущего по пустыне. Потом ему почему-то вспомнилась «Кавказская пленница» с незадачливым Шуриком, висящим в спальнике над пропастью. Но тело лежало на жёсткой ровной поверхности, и не было слышно ни шума волн, ни дыхания животных, ни звука шагов. Он попытался пошевелить руками – они были притянуты к туловищу. «Кому это понадобилось меня пеленать?». Почему именно этот, а не какой-то более полезный вопрос пришёл ему в голову, он не смог бы объяснить. Кто бы это ни был, укутал он Игоря качественно, – воздух с трудом проникал через полотно.

«Я жив. Это уже хорошо. С остальным разберёмся. Главное, спокойствие. Я могу дышать, значит, теоретически, могу чувствовать запахи. Я ощущаю помимо своего дыхания внешний ритм. Он неправильный и непостоянный. Значит, я болтаюсь в воздухе. От воды была бы сырость. Если воздух проникает через ткань, значит, могут проникать и звуки. А я не слышу. Хм, да я не слышу и своего дыхания, я его только чувствую, как движение грудной клетки. Контузило, что ли? Дальше. Температура. Не околел в январе – значит, не в Сибири. Помню, что январь, это радует. Даже если я был без сознания, полгода тут висеть не мог. Стало быть, где-то в южных широтах. Или в помещении. Как же меня сюда занесло, в эту люльку?».