Сергей Тихорадов - Призрак Ленни

Меня усадили на почетное место, справа сзади, и ветер помчал. Или его помчали, это смотря как понимать. Пролетая больной ласточкой над лужами, наш ветер все-таки делал доброе дело – готовился ловить обидчицу моей Багиры.

– До вечера точно подержим, – сказали нам доктора.

Багира лежала одна в палате. Два окна, четыре кровати, и лишь одна Багира. И всё. Я рассчитывал на более медицинский антураж, как в кино. Ожидал у кровати Багиры присутствия того блокбастерного аппарата, на экране которого бежит рубленая волна сердечных ударов, стремясь в наиболее тяжких сцена выпрямиться в лишающую надежды прямую – пииии… И тишина. А дальше люди с дефибриллятором, паника в коридоре, адреналин в огромном шприце, как в «Криминальном чтиве». Не то, чтобы я желал такого «пииии» Багире, просто палата без сердечного монитора не смотрится.

Три больничных места пустовали без пассажиров. Лишь одинокая Багира на белой кровати. На кровати она всегда была хороша.

Мы вошли без стука, власть все-таки.

– Привет, Багира, – сказал я, – Я посижу рядом с тобой в Инстаграме, окей?

То, что я не один, смутило ее на полсекунды. Она улыбнулась. Сверху на ней была то ли простынка, то ли очень тонкое одеялко. Головка была повернута ко мне, черная, не кудрявая. В смысле, волосы только черные, не вся головка. Папа у Багиры был русский, мама тоже.

– Окей, – сказала Багира, – Садись.

– Уже улыбаетесь, – сам улыбнулся Артур, – Это радует. Вы сильная девушка.

– В оригинале Багира мужчина, Витя рассказывал, – объяснила Багира свою силу, – Это только в нашем мультике «он» был «она».

– Багир, – сказал Виталий.

– Багира, но он, – поправил я, – У Киплинга Багира «он».

– А я Виталий, – сказал тогда Виталий, – товарищ и сотрудник Артура. Пришел…

Тут он замешкался, ну и хорошо. Сказал бы еще, зачем он пришел, смутил бы девчушку.

– Ну, как ты? – спросил я.

– Не очень, – призналась Багира, – Обидно…

Сказала бы «нормально», как все. Оттянула бы момент слез. А так сейчас разревется. Намочит тонкую простыню, смутит ментов, персонал сбежится успокаивать, вытирать сопли и слезы. Ментам такое вообще ни к чему. Тем более, заявы-то нету.

Зато есть страх. Я сказал Багире, что посижу рядом, но не потому, что хотел быть с ней. Она наивная, радуется, что я пришел. Пусть даже с Инстаграмом. А мне просто нельзя не сесть, потому что иначе я упаду. Она сейчас скажет, что видела Ленни. Артур посмотрит на меня и спросит, почему я не сказал ему об этом.

Я сел. Табурет был прост, как табурет. Это такой бедный кубик, лишенный нескольких граней, от которых остались лишь ребра. Сверху только оставлена поверхность для вашего зада, остальное вымарано, как несчастный абортыш. Выскубленные грани кубика пошли на доски для разделки рыбы, наши хозяйки любят такие. Зато сквозь табурет теперь легко различимо пространство – ножки пустых кроватей, утка на полу под Багирой, ноги ментов и ящики прикроватных тумбочек. Уверен, что эти ящики тоже пусты, как я – глупый маленький пустой мячик, раб лунки для гольфа.

Раб лунки… Захотелось почувствовать себя уверенней. Я огляделся, встал, и притащил из угла сиротливый стул. Изменю-ка я табуретке со стулом.

Ручка Багиры лежала поверх простыни. Бледная, тонкая, она ждала мою руку с того момента, как врачи оставили Багиру одну в этой комнате. Багира тогда закрыла глаза, понимая, что сейчас выключится от вколотой наркоты, но оставила на поверхности свою руку – чтобы Витя увидел, когда придет, и понял, что его ждут. Он возьмет меня за руку, и я проснусь, учуяв его тепло.

– Не спится, – сказала Багира, потрескивая буквами, как эстрадная певица, – Думала засну, не получается.

– Не вини себя, дочь моя, – сказал я, – Это не самое страшное, чего ты натворила в жизни.

Сейчас главное – соблюдать морду кирпичом и говорить без выражения. Менты не знали, что у нас с Багирой такая игра – я вроде как батюшка, а она бедная прихожанка. Не в постельном смысле игра… хотя, надо будет попробовать, почему нет.

Багира порскнула, узнавая манеру своего Витеньки. А менты, разумеется, не всосали наш стиль общения. Они неловко переглянулись, но я ждал, негодяй, когда еще и краснеть начнут. Менты зависли, перебирая в памяти варианты поведения из ментовского учебника. А вот хрена вам лысого, пацаны мои хорошие – импровизируйте!

Виталик очнулся первым. Я так понял, оглядывая его незаурядную бодрость еще в отделении, что он относится к тем некоторым, которые живут так, будто хотят набраться впечатлений, чтобы их пересматривать потом в могиле, когда заскучают. Сейчас как раз была возможность опустить в копилку парочку неведомых ощущений. Долго зависать у Виталика не было времени, работать надо было, налоги граждан отрабатывать.