И вот оно – заветное мгновение. Вихрь сдобных запахов окутал все мое существо сразу, как только я приоткрыла дверь, звякнувшую колокольчиками.
Меня встретил томный полумрак и гостеприимное сладкое тепло работающей духовки. Тусклый свет излучали бра в виде канделябров, торчащие из стен красного кирпича. В зале стояли три кованных стола, вокруг них – стулья с мягкими подушками и высокими спинками.
Единственным ярким пятном здесь была витрина, внутри которой находилось такое невероятное изобилие аппетитных лакомств, что ими можно было наесться одним только взглядом.
Здесь красовалось всё: и воздушные эклеры, и дольки тортов – белоснежных, шоколадных, с нежнейшими прослойками из взбитых сливок, конфитюра, мусса и мягкой карамели. А еще море кексиков с декоративными шапочками, украшенными вишенками, клубничками, блестящими бусинками и меренгой. Тирамису – король расти-поп, и, – о боги! Он самый!!! – румяный яблочный штрудель. Выпеченный так, как нужно. Это вам не тот недоваренный недопельмень под сахарной пудрой, который обычно подают в местных забегаловках.
Я оглянулась в поисках бариста, но в зале из персонала никого не виднелось, поэтому я, ощущая некоторую робость, присела на высокий, тоже кованый, барный стул у стойки и принялась ждать, окидывая взглядом уютный полусумрак кафе, попутно наслаждаясь исключительной атмосферой сладости, пряностей и умиротворения…
Звучала легкая музыка. Она была бы едва различима в обычное время в обычном кафе, но здесь, в вечерней тишине, слышалась так же отчетливо как тихое пение в кафедральном соборе.
Наигрывала флейта. Но не ту заунывную мелодию, что ежедневно сопровождала горожан из уличных динамиков, а задорную ирландскую трель, под которую хотелось пуститься в пляс. Нога сама собой начала отбивать такт, а я, разглядывая детали интерьера, наконец, осознала, что не так уж всё и печально в этом городе, если хорошенько к нему приглядеться.
– Добро пожаловать в «Кондитерскую Лавку», – раздался бархатный голос позади меня.
Святые макаруны! Я вздрогнула и обернулась.
За барной стойкой стояла невесть откуда там появившаяся рыжеволосая девушка с фарфоровым лицом. Огненность ее заплетенных в тугую косу волос отливала медью в свете витрины. Но ярче всего сияли глаза.
Глаза цвета янтаря.
Девушка улыбалась и не спускала с меня лучезарного взгляда.
– Здравствуйте, – я захлопнула рот, открывшийся от неожиданного и столь эффектного появления, – я тут… залюбовалась вашей выпечкой.
– О, она действительно впечатляет, – отозвалась девушка, снимая с полки круглую жестяную банку, – а уж какая она волшебная на вкус, словами не описать! Я не ошибусь, если предположу, что вы бы предпочли фруктовый чай с малиной и мятой, а на десерт – яблочный штрудель с пылу с жару?
– Потрясающе! Вы словно читаете мои мысли! – восхитилась я, – я бы перепробовала все, но штрудель – моя маленькая слабость!
– Тогда присаживайтесь за столик, – предложила девушка, бесшумно скользнув к двери, ведущей, вероятно, на кухню, с жестяной баночкой в руках.
Я присмотрела себе место в самом дальнем углу помещения. Люблю уютные норы, вырытые подальше от любого рода действующей или возможной суеты. Это, правда, противоречит стереотипному поведению «тыжжурналиста», который обязан мечтать о пребывании в эпицентре событий 24 часа в сутки. Не спорю, существуют тысячи фанатов своей работы, которых панически боятся хроническая усталость и пульсирующее веко, но я к ним отношусь исключительно в рабочие часы.
Мой внутривенный мизантроп удовлетворенно замурлыкал. Угол был достаточно темным и восхитительно уединенным. Возможно, я даже приватизирую это место на правах постоянного клиента.
На стене напротив, аккурат между двумя мерцающими бра, висела занимательная картина. На ней изображена смуглая девушка с гитарой в руках. Прямые каштановые волосы, тщательно профилированные каким-то парикмахером-извращенцем, сформированы в экстравагантную прическу в стиле «шквал», карие глаза, печальные и наивные (еще бы, бедняжка напоролась на Эдварда-руки-ножницы), глядели куда-то в сторону. Мазки на картине выполнены таким образом, что создавалась изящная импрессионистическая иллюзия застывшего мгновения в свете одной-единственной свечи. Мгновения, замершего в мерцающем девичьем взгляде, в остановившемся от дуновения ветра волнении волос и глубоком шумном дыхании, словно срывающемся с ее приоткрытых губ. И чем больше я смотрела на изображенную девушку, тем более отчетливо мерещился мне причудливый танец пламени в ее больших глазах. Этот оптический обман – явно одного поля ягода с приемом, когда глаза любого портрета глядят именно на тебя, с какой бы стороны ты на него не смотрел.
Читать дальше