Ольга Грин: Кондитерская Лавка

Зазвонили дверные колокольчики. В кафе вошла… я.

Только с дурацкой челкой и копной драных волос, в которых словно порезвился десяток бурундуков. За спиной у… эммм… меня была упакована в чехол гитара, а в ушах болталось лютое безобразие в виде увесистых крестов.

Незнакомка обвела взглядом кофейню и уставилась прямо на меня, выпучившую на нее глаза.

Я проснулась.

******************************************

Какие же чертовски удобные эти стулья. Они словно предназначены для того, чтобы в них задремать. Я оглянулась. В кофейне было пусто. Незнакомка мне приснилась.

«Будь, как дома, путник, я ни в чем не откажу…», – негромко напевали динамики.

В окна бил солнечный свет.

Я что, проспала здесь всю ночь? Почему меня никто не разбудил и не отправил домой пускать слюни в свою подушку? Странно.

Не менее странным было изображение на картине, на которой я ранее узнала себя. Девушки с гитарой там больше не было. В раме красовался другой персонаж: блондинка с глазами, наполненными слезами. Позади нее стоял маленький белокурый мальчик с бумажным самолетиком в руках, готовящийся его запустить. Малыш смеялся и уже занес руку для броска.

Интересно.

Я встала, чтобы найти официантку и расплатиться за отменное чаепитие. Но в Лавке было пусто. Лишь пылинки резвились в лучах солнца.

Судя по звукам, доносящимся из кухни, там уж явно кто-то был. Кто-то же готовит все эти великолепные сладости, украшающие витрину. Я уверенно встала из-за стола и нажала на ручку двери, ведущей в святая святых кондитерского дома.

Одновременно произошло несколько вещей: висящая сама собой в воздухе деревянная лопатка шлепнулась в миску с тестом, с громким лязгом захлопнулась дверь духовки, пакет с мукой бухнулся посреди кухни на пол, подняв в воздух ядерный гриб белоснежной пыли, а сидящий на холодильнике огромный пушистый, молочного окраса кот, оскалив розовую пасть, возмущенно рявкнул: «Кыш!».

Что я сделала в первую очередь, увидев нечто невообразимое? Ну, конечно же, я заорала так, что мне смог бы позавидовать арахнофоб, обнаруживший тарантула на своем лице.

Я вылетела на улицу, забыв свои вещи и пальто.

Только вот последнее мне и нужно-то не было.

На улице цвел поздний май… что заставило меня начать по-идиотски озираться по сторонам. Если произвести нехитрые расчеты, то можно сделать вывод, что я проспала в заведении не одну ночь, а минимум месяц. Ну или глобальное потепление решило бахнуть как можно более внезапно, дабы ошарашить и без того паникующих экологов. А еще возможно, что я просто-напросто сплю (этот вариант был таким правдоподобным, что я от радости чуть было не сплясала). Не припомню, конечно, сны, в которых приходится задумываться о том, не сон ли это, но все в этой жизни когда-то случается в первый раз. А если учесть, что многие сны мы вообще забываем, то моя теория приобретает огромную жирную галочку в графе своей правдоподобности.

Все логично. Кухонные предметы ведь не летают сами по себе, коты не разговаривают, люди не впадают в спячку до весны, а картины не меняют изображения. Мы же не у Роулинг в сказке. Поэтому я, упорядочив свой внутренний хаос, вдохнула поглубже весенние ароматы свежести и цветения, и направилась обратно в кафе, чтобы забрать свои вещи.

Колокольчик не звякнул.

В Лавке царили тишина и запустение. Больше не было этих пряных ароматов. Свет не горел, в воздухе летала лишь пыль, покрывавшая все поверхности: столы и стулья на кованных ножках, разбитую витрину, сломанные полочки, которые еще недавно ломились от ярких жестяных баночек и бутылей с сиропами. Никаких десертов, никакой магии. Кафе явно пустовало много месяцев.

Я опешила и уставилась на столик, за которым сидела. Вот моя сумочка стоит на столе. На вешалке – черная кожаная куртка, к столику прислонена упакованная в чехол гитара. Своего бежевого кашемирового пальто я не увидела.

Но, поскольку это всего лишь сон, я не нашла повода для беспокойства, а просто забрала все, что нашла, попутно бросив взгляд на картину. На ней была изображена все та же светловолосая девушка. Только ребенок стоял намного дальше, уже не смеялся, а самолетика в его руках больше не было.

Я непривычно привычным жестом накинула лямку чехла на одно плечо и вышла из помещения, бывшего некогда «Кондитерской Лавкой».

И чуть не столкнулась с человеком.

По ступеням поднималась невысокая блондинка с серыми миндалевидными глазами, из которых ручьем лились слезы. Она растеряно посмотрела на меня, всхлипнула «извините» и взялась за ручку закрывающейся двери.