Алексей Рожков - Стеклянные души

Хафи встал и медленно зашагал по комнате взад-вперед. В его голосе слышались нотки волнения.

– Я заблудился, был в отчаянии, ходил кругами меж пустых улиц незнакомого города, собранного словно из неподходящих кусочков паззла. Пока не встретил Изарда.

– Изард? Какое необычное имя. Он не здешний? – Адна отчаянно пыталась создать атмосферу непринужденной беседы.

– Да. Он провел в Шуме целую вечность. И по эту сторону у него нет никого, кроме меня. Так что, я пытаюсь поддерживать с ним дружескую связь.

– Почему бы тогда просто не позвонить ему?

– Не пойдет, – Хафи заметно расслабился и оживленно жестикулируя пустился в объяснения. – Понимаешь, хорошее письмо подобно камину в холодную снежную ночь. Оно согревает, дарит ощущение, что ты не одинок в этом мире. Когда открываешь письмо от дорогого тебе человека, то непременно чувствуешь его призрачное присутствие. А телефон – это всего лишь искаженный голос в трубке.

Адна подошла к нему и, подтянувшись на носочках, кокетливо поцеловала в кончик носа. Остался едва заметный след от помады.

– Я и не знала, что ты у меня такой сентиментальный.

– Глупости, – отмахнулся он, – я просто помогаю другу не погибнуть от одиночества.

– Что ж, не стану больше отвлекать тебя от спасательной миссии. Только не забудь, вечером мы идем на праздник.

Адна вышла, закрыв за собой дверь. Он остался наедине со своими мыслями и недописанным письмом.

Дорогой друг, я тебя помню.

Получил от командира твой адрес. Он говорит ты устроился на работу в бар. Не думал, что ты вновь станешь за барную стойку. Как бы то ни было, я рад, что тебе удалось освоиться в нашем мире. Та чертова дыра, из которой мы чудом выбрались, меня изменила. Я это чувствую. Но я пробыл там всего три года. Ты же прожил там намного дольше. Даже не представляю, какого сейчас тебе.

С тобой не происходило ничего странного за последнее время? Может быть, видения, голоса в голове? Нет, это тема для живой беседы. Давай встретимся, ты мне нальешь что-нибудь из своего фирменного…

– Нет. Всё не то!

Он скомкал недописанное письмо, взял чистый лист бумаги и начал писать с начала: «Дорогой друг, я тебя помню…»

Вечернее небо пылало пожаром. Они стояли на воздушном причале, наблюдая за проплывающими мимо дирижаблями. Те махали огромными багровыми крыльями, напоминая пузатых драконов. Изобретения четырехсотлетней давности никто уже не использовал в повседневной жизни, но раз в год, отдавая дань традициям в небо выпускали эти величественные реконструкции. Одно из судов мягко коснулось края причала, выпустив довольных пассажиров.

– Ваши билеты, пожалуйста, – обратился к ним паренек в костюме матроса.

– Конечно, – Хафи протянул четыре билета, и матрос вежливо пригласил их внутрь. Металлический пол заметно покачнулся. Клер боязливо остановилась у края причала, не решаясь перешагнуть порог кабины дирижабля.

– Ну же, не бойся, милая, – Адна протянула ей руку. Девочка нерешительно взяла маму за руку. – Умница. А теперь прыгай. Вот так. Видишь, не так уж и страшно.

Оживившись, Клер подбежала к Леване и они, взявшись за руки, стали рассматривать интерьер причудливого транспорта. Просторный салон был обит красным деревом. На тех небольших участках стен, которые не занимали панорамные окна, висели архивные фотографии, чертежи и историческая справка. Адна и Хафи уселись на мягкие пружинящие сидения и с наслаждением смотрели в окна.

Когда воздушное судно заполнилось пассажирами, матрос с характерным щелчком задраил дверь и дирижабль мягко поплыл в сторону огненных облаков. Город внизу стремительно уменьшался, пока не превратился в размытые темные пятна, между которыми текли тонкие золотые струйки уличных огней.

– Помнишь наше первое свидание, – заговорил Хафи, смотря на завораживающий пейзаж за окном. – Мы тогда также, как сегодня, летели на дирижабле, ели мороженое и даже не представляли, что, однажды станем мужем и женой, у нас появятся две замечательных дочки, а ты будешь уважаемым профессором.

– Да-а-а, – протянула Адна, посмотрев в горящие воспоминаниями глаза мужа. – Тебе было сколько, лет восемнадцать-девятнадцать. Ты был робким пареньком, который стеснялся взять меня за руку.

– Робким?! Да мы были пантерами! – запротестовал Хафи.

– Ох, не напоминай об этом. Мы были молоды, считали себя бунтарями. Каждый искал себе субкультуру по душе. Но мы переросли это, стали лучше, умнее.