Натали Стердам: Спи со мной. Кошмары

– Киска, если сомневаешься, бери все – у нас впереди еще много годовщин, пригодится про запас.

Закусываю губу, глядя в темные глаза, в которых словно застыли искорки света. Неисправимый мужчина. Невыносимый мужчина. Самый лучший. Самый необходимый. До встречи с ним я и не подозревала, что способна так любить.

Когда мы добираемся до дома, часы показывают десять. Мама встречает нас, приложив палец ко рту.

– Тш-ш-ш, малышка спит. – Она обнимает сначала меня, а потом Зейна. – С годовщиной! Вы созданы друг для друга!

Когда мама уходит, мы тихо проходим на кухню и, стараясь не шуметь, приступаем к готовке. Я жарю стейк, не пуская Зейна к плите, а он, испытывая мою силу воли, соблазнительно целует меня в шею.

– У меня красивейшая жена, какую мог дать Аллах!

Оборачиваюсь на секунду и ловлю его губы своими, а потом возвращаюсь к сковороде.

– И она устроит пожар не только в твоем сердце, но и на кухне, если ты продолжишь и дальше отвлекать ее от огромного сочного говяжьего стейка.

Из соседней комнаты раздается плач. Мы замираем на несколько секунд, но он не смолкает, а повторяется.

– Иди к ней, я займусь мясом. – Мягко подталкивает меня в сторону детской Зейн. – И передавай привет от папочки.

Я захожу в комнату, не включая свет. Беру дочь на руки и качаю, напевая колыбельную, которую когда-то пел мне отец.

Если спишь ты крепко-крепко,

Не пугайся, моя детка,

Не кричи, не плачь, не бойся,

Успокойся, успокойся…

Баю-баюшки, мой свет,

Расскажу тебе секрет.

Когда станет очень страшно,

Ты запомни, это важно,

Ключ всегда откроет дверь

Только, главное, поверь.

Баю-баюшки, мой свет,

Расскажу тебе секрет…

Аиша быстро успокаивается и вскоре я слышу, как она сопит и причмокивает губами во сне. С любовью смотрю на нее, размышляя о том, насколько все изменилось после встречи с Зейном. Скажи мне кто-нибудь, что я выйду замуж за фрика в леопардовой шубе и рожу от него очаровательную дочь, я бы покрутила пальцем у виска, а сейчас не могу представить жизни без него и без этой маленькой девочки.

Подхожу к окну, продолжая с нежностью качать Аишу. Свет луны переливается в ее светлых кудрях, как в серебре. Удивительно, что она так похожа на меня. Кажется, от Зейна у нее только глаза – темные, как пески пустыни после заката, с поблескивающими у зрачка сияющими искорками.

– Она – твоя копия, – шепчет бесшумно вошедший в детскую Зейн и приобнимает меня за плечи. – Ужин готов. Пойдем?

– Конечно, – шепчу я в ответ и уже собираюсь положить Аишу в кроватку, как что-то привлекает мое внимание. Что-то черное. Словно кожа под пижамой испачкалась в саже. Осторожно приподнимаю футболку с изображением радужного единорога и перестаю дышать. Там, где должен быть живот, виднеется жесткое удлиненное брюшко. Не в силах оторвать взгляда от уродливой картины, касаюсь его кончиками пальцев и тут же отдергиваю, поняв, что это не кожа.

Ручки и ножки нашей с Зейном дочери на глазах трансформируются в покрытые щетинками цепкие тараканьи лапки. Несколько мгновений, и вместо детского тела я держу в руках плоское гигантское насекомое с лицом ребенка. Оно извивается и тянется ко мне, а я кричу от страха и отвращения, чувствуя, как голос пропадает и остается только раздирающий горло хрип. Мне хочется бросить таракана, в которого превратилась Аиша, и убежать, но я боюсь причинить дочери боль. Вдруг она по-прежнему там, внутри монстра?

В ужасе поворачиваюсь к Зейну. Он точно знает, что делать.

– Зейн, Зейн! Что с ней?!

Он бережно берет таракана у меня из рук и гладит его, как если бы жуткое создание действительно было нашей дочерью.

– Ну же, родная, чего ты испугалась? – Зейн снимает с насекомого пижаму, продолжая почесывать налитое брюшко. – Наша малышка выросла. Скоро она станет совсем взрослой, похожей на тебя. Неужели ты ее не узнаешь?

Лицо Аиши вытягивается, принимает треугольную форму, темнеет, у носа появляются длинные усики со щетинками. Она быстро перебирает лапками и негромко попискивает: «Па-па, пол, па-па, пол! Ма-ма, дай!».

– Совсем, как ты. – Умиляется Зейн, обнимая таракана. – Только лапками двигать научилась, а уже хочет на пол. Признайся, любимая, ты не подмела хлебные крошки после обеда?

Отшатываюсь от омерзительного зрелища, не отводя взгляда от существа, которое совсем недавно было моей дочерью.

– Она не такая, как я! Я человек!