Софья Маркелова - Гнездо желны

Очередная ссора заканчивается громким хлопком двери – это тётя Анфиса слабовольно бежит из квартиры и от всех нас. Я привычно очищаю гнездо свечой, обходя все комнаты по кругу и прогоняя клубы чёрного дыма, чтобы в конце концов в глубокой задумчивости замереть на пороге спальни Анфисы. Здесь витает резкий запах каких-то дешёвых духов и пыли. Пыль вообще давно является здесь полновластной царицей, занимающей собой все горизонтальные поверхности и медленно порхающей в воздухе.

– Пыль – это частичка нас! – каждый раз уверенно твердит Анфиса, нравоучительно задирая указательный палец вверх, стоит мне начать прибираться в её комнате. – Это чешуйки нашей кожи, выпавшие волосы – они тоже обладают памятью и крохами нашей силы. Пыль способна на многие вещи, если знать, как правильно её использовать!

– И как же её использовать? – без устали пытаюсь я выведать эту страшную тайну.

Но тётя каждый раз лишь противно морщит нос, как старая крыса, почуявшая яд, и сухо отвечает:

– Вот будешь послушной девочкой, расскажу! А пока иди-ка отсюда со своей тряпкой и нечего мне тут грязь по полу размазывать.

И я раз за разом ухожу побеждённая, но не сломленная. И год за годом надеюсь однажды всё же узнать, что же такого удивительного в обычной пыли. Сегодня я решаю выведать этот секрет у Инессы, которая явно крайне довольна завершением ссоры, выйдя из неё победительницей, и порхает по квартире, как пушинка, несмотря на свои внушительные габариты.

– Ты больше её слушай. Лишь бы её вещи не трогали – она всё что угодно скажет! – даёт мне тётя довольно краткий и банальный ответ.

– Так что же это получается, – обиженно надуваю я губы. – Нет ничего такого в пыли? Но ведь ты сама постоянно твердишь, что всё в этом мире имеет свою силу!

– Это обыкновенная грязь. Ты лучше не глупостями себе голову забивай, а иди уберись у неё, пока Анфиски дома нет.

Понурив голову, я иду в комнату тёти, выбросив почерневшую свечу и вооружившись веником и сырой тряпкой. Пыли кругом и правда лежит такой слой, что, кажется, из неё можно соткать целое одеяло. Но в одном тётушка Инесса права – Анфиса ох как не любит, когда кто-то трогает её вещи, а посмотреть в её шкафах и комодах как раз всегда есть на что.

Она давно славится собирательством всякой ненужной мелочи, вроде нелепых разукрашенных фарфоровых статуэток, которые занимают все пять боковых полок её шифоньера. Комод заставлен старой косметикой, нечищеными потемневшими колечками и серьгами, брошками и браслетами, а под золочёной рамой овального зеркала висят старые выцветшие открытки, письма, чьи-то фотографии и записки. Копаться здесь можно бесконечно долго и всё равно каждый раз находить что-то новое, что-то неизведанное и интересное.

Я долго ползаю под кроватью, собирая на волосы клочья пыли и сдвигая там старые коробки из-под обуви и связанные кипы книг, которые так никто и не распаковал после переезда, когда со стороны прикроватной тумбочки неожиданно раздаётся слабый гул.

О, этот неприятный звук, к сожалению, мне хорошо знаком. Сначала он начинается как едва различимый шум, а после перерастает в настоящий стон, полный мольбы, если к нему долго прислушиваться. Но делать этого вовсе не стоит, как и вестись на этот зов.

Когда я была совсем маленькой и ещё училась в первом классе, то однажды мне не посчастливилось из любопытства забраться за тумбочку тёти Анфисы. Я играла в одиночестве в её комнате, потому что только здесь лежал достаточно толстый махровый ковёр, на котором было тепло сидеть. Стояла такая лютая зима, что я, как сейчас помню, дальше этого ковра вообще никуда не уходила. Там у меня были разбросаны куклы, обрывки ткани для их новых нарядов и старые растянутые резинки для волос, с помощью которых куклы обретали свои кривые косички.

И когда слева от меня вдруг раздался этот протяжный и лёгкий гул, я совсем не ожидала ничего подобного. Куклы выпали из рук, сердечко заколотилось в груди. А дома из взрослых была только Ольга, которую тогда даже взрослой толком назвать нельзя было – на год и девять месяцев меня старше, а мозгов едва ли больше. Она сама сидела в нашей детской и листала книжки с картинками, слюнявя палец.

Позвать её у меня почему-то даже язык не повернулся. Но неожиданно захотелось посмотреть, что же там так страшно и в тоже время завлекательно гудело за тумбочкой.

С трудом отодвинув рассохшийся предмет мебели, я во все глаза уставилась на чёрный лаз, который уводил куда-то в неизвестность. В нём гудел тёплый ветер, именно этот звук и доносился из-за тумбочки в минуты тишины в комнате.