Юлия Бердникова - В смерть не убежишь

По мере того как Вадим вспоминал и восстанавливал историю своей жизни, многие вещи, события и ситуации прояснялись. Приходило понимание, что все было не случайно. Появлялись определенные люди, что-то происходило с их участием, потом они могли уйти в прошлое, оставив по себе лишь память. Притягивались или отталкивались некие события, заставляя Вадима делать выбор. Теперь он не терзался сомнениями насчет ошибочности, четко видя, что сам выбирал линию поведения, исходя из прошлого опыта. Пройдя по линии времени несколько дальше, можно было бы поступить иначе, но не в тот момент. Многие скрытые мотивы поступков окружающих людей сейчас становились настолько очевидны, что было непонятно, как он не догадался о них раньше.

История его семьи тоже предстала перед Вадимом в ином свете. Его отец, среднего роста, черноволосый, неотразимо действовал на женщин. Они слетались к нему, как бабочки на пламя свечи, и так же быстро сгорали. Отец был умен, остроумен, правда, несколько грубовато-пошловат, как говорила мать, вспоминая чью-то цитату: «Фи, поручик! Ваш ар-рмейский юмор…» Проведя большую часть жизни в небольших гарнизонах, отец не растерял профессиональный лоск высшего военно-медицинского образования, полученного в Ленинграде.

После того как мать ушла от отца, не выдержав постоянных измен, он уехал, получив место по протекции в Военно-медицинской академии в Ленинграде же. Видимо, ему помогла очередная любовница, имевшая влияние на кого-то из высшего командования. А Вадим с матерью еще несколько лет прожил в гарнизонном городке. Мальчик иногда выступал с сольными концертами в доме культуры, после которых, как он стал понимать, творились настоящие чудеса. Люди приезжали издалека и осаждали их дом, пытаясь уговорить или подкупить его мать и самого Вадима, иногда угрожали, заставляя, упрашивая и умоляя его спеть для них индивидуально. Говорили, что он избавляет людей от всех болезней, даже неизлечимых. Вадим помнил, что его страшно пугали увечные и калечные больные, подстерегавшие его по утрам, когда он шел в школу. Особенно боялся он одноногого инвалида, который постоянно приставал к нему, пытаясь схватить и облобызать руку. В результате матери пришлось отводить мальчика в школу, разгоняя толпу страждущих. Вадим только вздрагивал и пугливо вжимал голову в плечи, когда кто-то вскрикивал особенно громко или пытался до него дотронуться.

В конце концов, озабоченный таким назойливым неуставным паломничеством, командир гарнизона вызвал к себе мать Вадима и имел с ней серьезный разговор, после которого она пришла домой и долго плакала злыми слезами. Затем она накричала на Вадима, робко пытавшегося ее утешить, и даже дала ему крепкий подзатыльник. Ее уволили в один день, так как она была вольнонаемная, работала в гарнизонной канцелярии делопроизводителем, хотя имела высшее образование инженера-химика. Ей предложили в течение трех суток покинуть городок. Ехать некуда, она была детдомовская, и, скрепя сердце, мать позвонила отцу. Отец, надо отдать ему должное, сразу же предложил переехать в Петербург, обещал помочь с жильем и с работой.

Так Вадим переселился в большой город, и как-то сами собой прекратились его певческие сеансы. Просто было некогда и негде. Он пел сам для себя, когда был один. Мать теперь неизменно начинала кривиться и плакать, если это происходило при ней. Отец сдержал обещание и выхлопотал им крошечную комнатку в офицерском общежитии. Мать устроилась на работу в ближайшую библиотеку, в общем, как-то худо-бедно зажили. У отца уже была новая жена и маленькая дочь Катька. Он стал часто приглашать Вадима к себе в гости, оставлял на выходные. И дети сдружились. Катька стала на долгое время лучшей и единственной подругой Вадима, несмотря на разницу в возрасте.

Отец стал проявлять к сыну какую-то болезненную заботливость и любовь. Он настаивал на том, чтобы Вадим приезжал почаще, расчесывал мальчику волосы, сам стриг его, пытался усаживать к себе на колени. Вадим злился и смущался от такого не подходящего для его возраста проявления отцовских чувств. Довольно быстро мальчик подружился со сводной сестренкой Катей.

Новая жена отца подходила под расхожее определение «курица». Она была хорошенькая, маленькая, глупенькая и пухленькая. Светлые кудрявые волосы обрамляли ее лицо. Будучи в курсе не прекращающихся любовных похождений мужа, она строила из себя дурочку, а может, и была ею. Она постоянно улыбалась, прямо-таки лучилась счастьем, старалась подружиться с каждой очередной пассией мужа, вводила их в дом, послушно уезжала, когда муж этого желал, оставляя новую «подругу» наедине с супругом. Всегда возвращалась не раньше указанного времени, готовила, мыла, стирала, убирала, водила Катю на разные кружки и секции, зачарованно прикусив мизинец, смотрела в рот мужу, когда он изрекал очередную «мудрую» мысль.