Лорд Дансени - Праздные дни на Янне

На почерневшем небе загорелись яркие звезды, которых было множество. Тишину этой чудесной звездной ночи нарушала только песня рулевого. Но прежде начать петь, он помолился и потихоньку запел сам себя, чтобы бороться со сном, и отгоняя некие ночные страхи. Еще не уснув, я слушал его молитву; затем песни пытаясь угадать, как выглядят те места, откуда он роде Я даже запомнил кое-что из его молитвы. Переведя на свой язык, я с сожалением понял, что перевод не донести того, что пел матрос Я смог передать только жалкое подобие того чудного ночного ритма, который звучал тогда над Янном.

Вот что примерно говорилось:

Сохрани всех моряков в любом месте, на море или реке. Лежит ли их путь через ночь или непогоду. Или на их пути встретилась иная беда. Грозят ли им подводные рифы или морские чудовища. А также моряков, идущих в бой на врага, на море или на суше. Сохрани их паруса и руль, дай тепла рулевому. Сохрани их всех и верни на родную землю, ту, откуда мы родом, и в наши родные дома.

Ко всем моим богам.

К моему богу, тому, который услышит.

Вот так в тишине звучала охранная молитва. Матросы спали, не слышав молящегося за них. Тишина усиливалась и нарушалась лишь всплесками Янна, мелкими волнами разбивавшегося о борт корабля. Иногда плескалось какое-нибудь речное чудище и вскрикивали испуганные птиц s /

Потом одиночество вновь охватило рулевого, и он запел другую песню. Он пел песни своей родины, какие звучат на улочках его города, на его рынках и площадях, и старые баллады о драконе, какие поют в Белзунде.

Он пел и пел, рассказывая широкому и чужому Янну, сказки родного Дурла. Его песни, столь непривычные для этих мест, гулко разносились в чистом воздухе, проникая в густые джунгли, поднимаясь высоко, почти до самых звезд, ярких и необычных. И теперь уже все звери, птицы, насекомые Янна знали, что происходит на родине рулевого. Какие там стада гуляют по чудесным лугам, что за пастухи их пасут. Это было столь непривычно для этих мест, что, казалось, ночные джунгли что-то шептали ответ, как бы сомневаясь в словах рулевого, а ворчань е зверей и вскрикивание птиц лишь усиливало это сомнение. Я лежал, завернувшись в накидки и попоны, слушая эти песни и глядя на проходящие мимо борта корабля фантастические картины ночных джунглей, задумался о чем-то своем, и незаметно заснул.

Неизменно наступило утро, разметав ночной туман на также все ночные фантазии и страхи. Река также изменилась с уходом ночи. Появились волны, небольшие пока, речная вода стала бурной, готовясь к встрече с ущельями и скалами на ее пути. Янн знал, что ждет его впереди, и готовился заранее, собираясь с силами. Это была уже другая река, нежели накануне. Куда-то делась ее беспечность и безмятежность, а появилась сила и мощь готовой ко всему реки. Словно очнувшись от сна и встряхнувшись, Янн разогнал порхающих бабочек и забыл про фантастические цветы, став собранным и беспокойным. И вот матросы пробудились от сна. Вскоре мы позавтракали, а ночной певец, рулевой, заснул, заботливо накрытый, а другой матрос занял его место.

Река тем временем радовала нас новыми встречами. И вскоре мы услышали звук Ириллиона, который спускался, грациозно танцуя с таявших заснеженных равнин.

Его сменило необычайно красивое ущелье в Холмах Глорма. Оно встречало нас отвесными скалами и спокойствием. И несли нас к нему, накатываясь друг на друга, воды Янна. Наконец-то мы совсем вышли из влажных, душноватых джунглей и полной грудью вдохнули горного воздуха; матросы поднялись и задышали, с удовольствием глотая горную прохладу, и вспомнили о далеких родных Акроктианских холмах, где раскинулись их незабвенные Дурл и Дуц, а в их низинах прекрасный, ни с чем не сравнимый Белзунд.

Какие-то тени то нависали над нами, то снова исчезали. Это скалы Глорма играли на солнце. Все громче и громче становилось журчание Ириллиона и все отчетливее звуки, сопровождающие его спуск со снежных равнин. А вот и он сам, наконец-то догнав свой собственный шум, предстал перед нами. Окруженный ожерельем радуги брызг, он с радостью бросился нам навстречу. Дальше речка катилась к морю вместе с огромным серым Янном, и ущелье расступилось и открылось миру, и наш качающийся корабль вышел на простор.

Наше путешествие изменило свой характер. Не было больше окружавших и сжимающихся вокруг нас джунглей. Все утро и весь день плыли мы мимо болот Пондовери; здесь Янн стал гораздо шире, раздался и тек торжественно и степенно, и капитан приказал матросам звонить в колокола. Однообразие болот, окружающих нас, усыпляло матросов.