Арсений Миронов - Двенадцатая дочь

Так-то лучше. А то уже больно красиво выигрывал господин Куруяд. Надеюсь, погорельцы унесут с собой в могилу хотя бы четверых чудовищ…

— «Стерх наезднику у меня гости. Стерх наезднику у меня гости. Ранняя весна! Как поняли меня ранняя весна!»

— «Наездник не понял тебя стерх говори глаже».

— «Восемь сиволапых приплыли собирать шишки. Нужна помощь».

Ага, заволновались! Я не удержался и потер ладони. Через миг Мяу озвучил ответ наездника:

— «Бейтесь сами».

Ха-ха. Очевидно, у господина наездника не осталось резервов! А наши как раз повалили первого дива! Рухнул, как персидский слон под копьями эллинов… Правда, через секунду — первая жертва у погорельцев: удар боевого молота — и неудачливый воин откатился к воде, замер лицом вниз. Ничего-ничего. Мы ломим, рвутся шкуры! — поганые обезьяны теперь зажаты с двух сторон: между только что прибывшими бородачами и двумя псами-латниками, которые по-прежнему охраняют Метанку…

— «Ранняя весна. У нас ранняя весна. Сиволапые наседают. Зову помощь».

— «Замолчи, глупый стерх. Умучал ты меня».

— «Стерх наезднику. Зову помощь. Весна в разгаре».

— «Так и быть. Встречайте синичек».

Я не поверил своим ушам. Что это значит?

Через десять секунд убийственное донесение нашего слепого акустика расставило горячие точки над «i»:

— «Слухач кличет няньку чую рев железных крыл! Чую гвоздевранов великую тучу, не малей дюжины!»

Нет, беззвучно и нервно рассмеялся я. Не может быть. Наваждение, акустик ошибся! Откуда столько железных убийц?! Да здесь… и одного гвоздеврана довольно, чтобы одержать верх в битве… Зачем сразу двенадцать? Перестраховка?!

— Сейчас сойду с ума, — глуховато прозвучал за спиною растерянный женский голос. Феклуша вернулась с боевого задания и теперь в ужасе замерла на пороге. — Невероятно… У Сварога всего-то тринадцать рудных вранов в услужении…

— Неужели… он послал сюда всех?!

— Почему Плескун не сказал… не предупредил нас?!

— Ловушка?! Плескун сокрыл это… Мы не знали про дюжину воронов! — Подчиненные зашумели, в ужасе указывая друг другу на темный, мягко мерцающий экран птицебоя: там, на фоне ночного неба у самого горизонта уже мерзко, угрожающе замерцала летучая россыпь тусклых серебристых блесток — мелких, пока далеких…

А я смотрел на соседнее блюдечко. Смотрел уже несколько мгновений, не отрываясь. Чувствуя, как торжествующе забилось сердце: да, я первый заметил важное изменение в раскладе сил. Вот он, непобедимый славянский воитель! Великого ратника не остановила гнусная магия Куруядовых прихвостней. Он выжил, он выдержал — он вышел на берег с огромной секирой в руках, как оживший динозавр из ледяной глыбы…

— Посмотрите! — вдруг завизжала быстроглазая Феклуша; тоже заметила. — Кречет! Кречет вступает в бой!

Ближайший див среагировал слишком поздно. Он успел только вобрать огромную голову в плечи, дико вздыбить шерсть на затылке и кратко, пронзительно визгнуть — неожиданно высоко, как испуганная обезьянка. Широкое лезвие тяжкой секиры вошло в ржаво-серую тушу мягко и радостно, как в слиток топленого масла. Брызнула черная каша внутренностей; омерзительно треща и медленно распадаясь надвое, чудовище задергалось в высокой траве. Кречет с усилием вытянул лезвие из вонючего трупа, спокойно, размеренно обернулся к следующему. Всего три шага — и можно заносить оружие для нового удара…

Не успел. Внезапно и густо — будто разом ударили жестяные барабаны — с неба посыпались вороненые злобные гады, пучки острейших лезвий! Черные синички долетели, осознал я, наблюдая, как ввысь, в стороны разлетаются алые осколки славянских щитов, отрубленные конечности дружинников Погорельца. Точно черный занозистый ливень обрушился в траву, вмиг делая красным пологий берег, заливая вишневой мутью мелководье. Визжат стальные крылья и серебристым серпантином завиваются дымные трассы в ночном воздухе, искры бьют из-под когтей… Всего несколько мгновений — и восемь дружинников Погорельца перестали существовать. Отработав атаку без единой потери, адские птицы ушли на разворот для новой атаки.

Впрочем… нет, не без потерь! Их только одиннадцать! А двенадцатый… где двенадцатый?! — взгляд скользнул по батарее экранов на стене… Ах вот он. Вижу. Черный и блестящий, игольчатый, как огромный океанский еж, скрежещет, трещит крыльями, агонизирует на лезвии жуткой двуручной секиры. Напоролся, летучий дружок… Как мяч на бейсбольную биту. Покачиваются заиндевелые усики, мигают желтые отсветы под шлемом холоднокровного кречета — витязь протягивает бронированную длань и, осторожно ухватив скрипящий веер черного крыла, стягивает летучую машинку с широчайшего лезвия. Одним меньше.