Жан-Клод Мурлева - Зимняя битва

– Что, не любите музыку? – осклабился шофер.

– Вот именно что любим… – буркнула себе под нос Милена.

За несколько минут они домчали до окраины города и подкатили к автостанции. Шофер остановил автобус рядом с десятком других, выстроившихся в ряд вдоль длинного строения с облупленными стенами.

Автостанция казалась безлюдной. Холод пробирал до костей. Милена накинула капюшон.

– Смотри-ка, там не буфет? Может, выпьем на дорогу чего-нибудь горячего…

– Лучше нам поменьше показываться на людях, – засомневался Бартоломео.

В торце здания стеклянная дверь вела действительно в кафе или буфет, судя по изображению чашки и ложки над ней. Беглецы подошли поближе. Внутри трое мужчин у стойки, почти неразличимые в дыму своих сигарет, попивали вино. Должно быть, шоферы автобусов. Толстяк-хозяин лениво возил по полу шваброй. Успокоенные этой мирной картиной, Бартоломео и Милена вошли и уселись за столик у окна, выходящего на другую сторону. Отсюда видны были холмы предгорья, а за ними темная громада гор.

– Чего желаете? – спросил хозяин, тряся своими тремя подбородками.

– Два кофе, – сказал Бартоломео.

Они прихлебывали кофе маленькими глотками, грея руки о горячие кружки. Милена откинула капюшон, и пышные белокурые волосы рассыпались у нее по плечам. Один из мужчин, сидевших у стойки, обернулся, глянул на нее – и вдруг уставился во все глаза. За ним остальные двое. Они как-то нехорошо усмехались.

– Чего им надо, Барт? Уставились и смотрят…

– Привыкай, – пошутил юноша. – Кто ж откажет себе в таком удовольствии!

В другой ситуации Милена оценила бы комплимент, но сейчас ей было слишком не по себе.

– Брось, это не то. Мне кажется, у них какой-то другой интерес.

Теперь мужчины у стойки тихо переговаривались, продолжая беззастенчиво разглядывать девушку.

– Ладно, пошли, – решил Бартоломео, – мне это тоже здорово не нравится.

Милена поскорей допила остатки кофе, самые сладкие на донышке, и оба встали, оставив на липкой клеенке немного денег из тех, что дала им с собой Марта.

– Всего хорошего, – вежливо попрощались они, оглянувшись в дверях.

– И вам того же, – буркнул один из сидевших у стойки.

Бартоломео уже закрывал за собой дверь, когда тот хрипло крикнул вдогонку под сальный хохот своих приятелей:

– А может, она нам что-нибудь споет на прощанье?

Милена застыла на месте:

– Ты слышал?

– Слышал.

Она схватила Бартоломео за ворот, почти повиснув на нем.

– Барт, ты что, не понимаешь?

– Что я должен понимать?

– Да они же принимают меня за мою мать! Ну смотри! Тот в автобусе, и вот сейчас…

– Деревенский дурачок и трое пьяных, – брось, Милена! Пойдем отсюда, пожалуйста…

Она упиралась:

– Пусти! Я у них сейчас спрошу! Они точно что-то знают. Тот, в автобусе, назвал меня «Бах». Видишь, он знал мою фамилию! А имя назвал – «Ева-Мария». Он принял меня за мать, я уверена!

– Может, ты и права, но нам нельзя здесь задерживаться. Нас ведь ищут, не забывай… Стоит хозяину или одному из этих пьяниц позвонить куда следует, и нам крышка. Пошли отсюда.

Он схватил Милену за руку и, не слушая больше, потащил прочь.

Хмурое утро переходило в не менее хмурый день. Беглецы шагали бок о бок сквозь холодную морось, в мерном ритме собственного дыхания. Дорога шла на подъем, но почти не видно было ни оставшейся внизу долины, ни гор впереди. Милена угрюмо молчала. Проезжающие машины, поравнявшись с путниками, притормаживали, и они ловили на себе любопытные, а то и подозрительные взгляды.

– Сойдем с шоссе! – решил Бартоломео. – Надоели эти рожи…

Ближе к вечеру на каменистой узкой дороге с ними поравнялась телега, запряженная лошадью, которую вел под уздцы невысокий чернявый мужичонка. Милена, сбившая себе ноги, вооружилась самой очаровательной улыбкой и попросила:

– Вы нас не подвезете?

Крестьянин остановился и нехотя помог им забраться в телегу. Там на мешках с картошкой сидела женщина лет шестидесяти в бесформенной шерстяной шапке и в черном переднике. Она приветливо улыбнулась им, а потом ее ярко-голубые глазки-щелочки остановились на Милене и больше от нее уже не отрывались. Напряженность этого взгляда как-то не вязалась с ее в общем-то заурядным обликом.

– Вы… вы меня знаете, сударыня? – спросила девушка, смущенная таким вниманием.

– Ну конечно, знаю, – сказала женщина.

Потом еле слышно, не размыкая губ, начала что-то напевать без слов. Неуверенно, фальшивя, но угадывалось, что она пытается вторить другому, прекрасному голосу, звучащему у нее в памяти.