— А ты его спроси!
— Фантастика-а-а... — протянул молодой следователь.
И позволил себя убедить — приехал!
Вася Горчаков был не из тех плечистых красавцев, от которых женщины тормозят и теряют дыхание. Росточка средненького, с физиономией круглой и невыразительной, из разряда физиономий, которые словами описать совершенно невозможно, рыжеватый, на вид даже простоватый — он умел входить в любую команду. Попадал ли он по долгу службы в кабинет, где грызлись насмерть проворовавшиеся бизнесмены, или в раздевалку с полуголыми танцовщицами, или в тот самый закоулок продовольственного склада, где тетки в серых халатах стоят насмерть, охраняя совершенно левый товар, — всюду он каким-то образом делал так, что становилось тихо, драчуны расступались, глотки затыкались, а кроткий Вася с грацией маркиза, танцующего менуэт, проникал туда, куда нужно, и задавал вопросы тому, кому нужно. Что интересно — он обычно и узнавал как раз то, что ему нужно.
На сей раз что-то не ладилось.
Киллер в ковбойских сапогах выслушал вполне приемлемую легенду: мол, похоже, что он — свидетель преступления, так пусть расскажет, что он видел вчера в восемь часов вечера у входа в лучшую сауну города “Суоми”. И он, естественно, страшно изумился. Он сказал, что как раз в это время смотрел с семьей телевизор, в частности — “Поле чудес”. Вася на всякий случай уточнил его имя и фамилию, записал адрес, во всем с киллером согласился — и на прощание попросил газетку с телепрограммой. Ему было желательно установить время передачи.
— Откуда я тут тебе газетку возьму, родной? — возмутился киллер. — Что ты ко мне привязался?
И непроизвольно отвел правый локоть чуть назад, как бы замышляя резкий зубодробительный удар.
Если бы Вася находился не при исполнении, он бы сделал легонький, чисто балетный глиссад вперед, поднял полусогнутую и красиво округленную ручку, в которой только кружевного платочка бы недоставало, аккуратно прикоснулся к летящей ему в лицо руке — и как-то получилось бы, что здоровенный мужик устремился за своим пронзающим пустоту кулаком вплоть до тяжкого и громкого падения на грязный пол.
Но и киллер не попытался треснуть следователя, и следователь не приложил киллера рожей к полу. Обошлось. Во всяком случае, так сперва показалось возмущенному киллеру.
— Ну, денек! — сказал он. — С самого утра сплошная непруха! То банка с краской со шкафа на ногу валится, а и ней десять кило, в заразе, то менты вяжутся!
И сказал этак героически. Мол, какой ты следователь, ты для меня, нормального мужика, — мент.
Примерно час спустя начались неприятности!
Оказалось, что как раз во время нападения на Ротмана программа “Поле чудес” уже завершилась. Будучи спрошен о ее подробностях, киллер плел несусветицу. Отправились к нему домой, благо адрес и фамилию, к некоторому удивлению Васи, он дал правильные. Отыскали жену, работавшую продавщицей по соседству. Жена высказалась в том смысле, что у которой дамы легкого поведения этот сукин сын провел вечер и часть ночи, у той менты пусть им и интересуются!
Кончилась же вся эта суета именно тем, чем должна была кончиться сразу Киллер, Валентин Сергеевич Башарин, тридцати восьми лет, рост метр восемьдесят четыре, вес предположительно девяносто пять — девяносто восемь килограммов, телосложение атлетическое, волосы русые, очень коротко стриженые, глаза серые, нос прямой, крупный, подбородок выдающийся, и так далее, — так вот, он исхитрился и сбежал. Как был — в заляпанных белой краской фуфайке, штанах и ковбойских сапогах!
Словарь латинских выражений, употребляемых не в меру образованным Игорем Синицыным где надо и где не надо (по мере использования)
Rara avis in terris — редкая на земле птица. Говорится о предмете крайне необычном. Пусть даже в области общепита.
Aquila non captat muscas — орел мух не ловит. Орел в этом случае — сам Игорь.
Hirundo volant — ласточка летящая. Так, очевидно, Игорь представил себе спуск киллера со второго этажа на первый.
Ubi tu Gaius, ibi ego Gaia — где ты, Гай, там я, Гайя. Вот как выглядит этот афоризм на самом деле. Так говорила в Древнем Риме невеста жениху во время свадебного обряда. Но обалдевший от несчастной любви Игорь может формулу и сознательно переврать.
Experientia docet — опыт учит. Игорь имеет в виду опыт всего человечества за последние пять тысяч лет.
De lingua stulta veaiunt incommoda multa — от глупого языка происходят многочисленные неприятности. Игорь нечаянно назвал глупым собственный язык, потому что собеседник ему попался глухонемой.
Читать дальше