Далия Трускиновская - Обнаженная в шляпе

В отделе коммунистического воспитания городской газеты на стене висел строитель коммунизма. Он свято находился там еще с шестидесятых годов и вид имел стандартный – красная спецовка, синие глаза, светлый чуб, к все это на фоне голубого неба со всякими новостройками. Лозунг же этого почтенного плаката был вдоль и поперек заклеен газетными заголовками, сколоченными в замысловатые и часто двусмысленные композиции. Сотрудники отдела задумчиво смотрели на дверь.

Виктор Зуев при этом меланхолически разгибал скрепки, Наташа Меншикова подпиливала сломанный ноготь, а главный отдельский заводила Игорь Кошкин одновременно сопел от нетерпения, ковырял пальцем землю в цветочном горшке и ерзал по всему подоконнику, потому что подоконник заменял ему и стол, и стул, и даже диван.

Тут дверь открылась и на пороге предстал человек, изумительно похожий на того плечистого строителя коммунизма. Это был лейтенант местного УВД Олег Соломин.

– Олежка? Чтоб ты сдох! – экстравагантно приветствовал его Кошкин.

– Добрый день, – сказал Зуев.

– Привет, – завершила церемонию Меншикова.

– Привет, – улыбнувшись всем сразу, ответил Соломин, но улыбка вышла какая-то служебная, и журналисты насторожились.

– Ты Костяя ищешь? – спросил Кошкин. – Тогда садись и жди вместе с нами. Мы его уже полчаса ждем. Наш завотделом сгинул в неизвестном направлении.

– На планерку не пришел, представляешь? – добавила Меншикова. – У нас в понедельник в десять планерка, это свято!

– Никому не позвонил, никому ни слова, – пожаловался нудным голосом Зуев, весьма солидный, чтоб не сказать пузатый, мужчина двадцати восьми лет от роду.

– А домой ему вчера никто не звонил? – спросил Соломин.

– Зачем же звонить ему вчера, если он пропал сегодня? – резонно поинтересовался Кошкин и вдруг сообразил, что этот вопросов, – с подкладкой. – Ты что-то знаешь? Да? А ну, колись!

И он, спорхнув с подоконника, незримым для глаз образом преодолел плоскость письменного стола и встал перед богатырем Соломиным во весь свой невеликий рост, выпрямившись и вытянувшись в струнку.

За эту вот шустрость, за этот вот малый рост Кошкина в редакции прозвали Игрушкой, и прозвище прилипло намертво.

Соломин обвел взглядом подчиненных своего приятеля. Подчиненные, как один, смотрели на него выжидающе.

– Ну, в реанимации Костяй, – мрачно сказал Соломин.

Меншикова ахнула. Зуев сломал скрепку.

– Ни фига себе! – изумился Игрушка. – За каким лешим он туда попал?..

– Вот это я и должен выяснить. В общем, я туг сейчас лицо официальное, – строго заметил Олег. – Дело, ребята, было так. Сегодня рано утром Костяй протек к соседям. Они поскакали наверх ломиться в дверь. Дверь, вообразите, не заперта. В ванной потоп, а в комнате лежит Костяй без сознания. Голова разбита, чем-то тяжелым тяпнули. Ну, соседи вызвали скорую помощь, милицию. А утром это дело ко мне попало.

– Скажи… – разволновалась Меншикова. – Послушай, скажи, пожалуйста… он – как? Состояние, то есть?..

– Врачи говорят – постараются вытащить. Но еще несколько дней проваляется без чувств, это уж точно. И потом с ним не сразу можно будет говорить. А теперь перейдем к делу. Времени у меня мало. Так вот, недели полторы назад Костяй приходил ко мне. Он собрал материал про какой-то вороватый кооператив и рэкетиров. Поговорили… Он изложил дело в общих чертах, я ему кое-какие советы дал. Потом он звонил – оказывается, вышел на еще один кооператив, который шантажируют, И вот похоже, что не только наш Костяй вышел на рэкетиров, но и они – на него. Мне нужны все его блокноты, записи, черновики. Дома их нет. Я сейчас при вас открою его стол и возьму оттуда бумаги.

Соломин действительно открыл стол, и первое, что он извлек оттуда, был толстый и потрепанный том.

– Это мое! – потянулся за книгой Зуев. – Это я ему полгода назад давал! Если бы я знал, что это у него в столе!..

– Получай.

Зуев торопливо сунул книгу в потрепанный кейс.

– Это уже прошло на прошлой неделе! – узнал Игрушка в кипе жеваных блокнотных листков черновик опубликованного материала. – Выбрасываем. Он еще спасибо за уборку скажет.

– А это?

– Мой фельетон, – сказала Меншикова. – Решили дать ему вылежаться. Какой-то он не того…

– А это?

Игрушка и Меншикова переглянулись и пожали плечами.

– Значит, забираю.

Перешерстив таким образом весь стол, Соломин обрел здоровенную кучу макулатуры. Меншикова любезно выделила ему старую картонную папку, и с тем Соломин ушел, не вдаваясь в объяснения насчет хода следствия и лишь пообещав вызвать всех троих на допрос, когда это ему понадобится. Все попытки неуемного Игрушки выудить информацию позорно провалились.