Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи

«Угощения» плавало вокруг видимо-невидимо. Два нырбуса «заминировали» почти полтора десятка вражеских кораблей. Для Обжоры Глока все это представлялось праздничным пиром. Соможабые в упряжках тоже не преминули присоединиться к пирующему родственнику: Крун выпустил их «попастись».

— Заодно и уборку произведут, — согласился Репейник и, повернувшись в сторону возмущенно мерцающего призрака, добавил, — мне такого добра не жалко.

Олли отправился на «Зуб барракуды» за Четырбоком. Еще над морем не утих последний пушечный выстрел, а он вместе с доктором и Болто уже сидел в первой шлюпке, с любопытством рассматривая «Хранителя» и влипший в него корабль-студень. Дымящийся закопченный корпус броненосца чернел на серой поверхности взбаламученного моря. Вторая шлюпка, шедшая следом, подбирала хойбов, желающих сдаться в плен.

Шлюпка, качаясь на волнах, с каждым гребком приближалась к бронированному борту. В ушах Олли все еще стоял гул канонады, а глаза слезились от дыма. Почему-то, чем меньше делалось расстояние до корабля, тем больше хотелось на берег, на твердую землю. Вспомнилась Тина. Олли представил, как она стоит вместе с малышом Лило на скалистом берегу и вглядывается в безбрежную морскую даль. Ему страшно захотелось все бросить, войти в волшебный переход на «Чертополохе» и очутиться дома.

Но вместо этого он крикнул матросам, чтобы держались подальше от бывшего кроительского броненосца. Студенистая масса содрогалась, а из-под нее раздавалось громогласное жуткое чавканье.

— Смотрите, а то, не ровен час, Глок нас слопает вместе с лодкой!

Морские псы поспешно отвернули ближе к корме.

Пересчитав пленных и поднявшись вместе с Болто на капитанский мостик, Олли устало проговорил:

— Всех, и Пита, и Болто, и Эрла, и… — он хотел сказать «Нури», но только тяжело вздохнул, — жду в кают-компании ровно через полчаса. И Пину с «Чертополоха» заберите.

— А ты куда? — поинтересовался Репейник.

— К Четырбоку. Посмотрю, как там Нури.

Тине не терпелось вновь надеть корону и встретиться с Лесной феей. Девушку все сильнее тянуло к необыкновенному свету, проникающему в ее сознание во время волшебных уроков. Но Эра предупреждала, что слишком часто носить украшение вредно, во всяком случае, пока. «Всему свое время», — говорила она.

В последний раз, однако, их беседа продолжалась дольше обычного. Сначала говорили о деревьях. Об их непохожих друг на друга характерах, об их непрестанном труде во благо всего живого, о тихом колдовстве тенистой сени. Потом Тина перевела разговор на тревожащие ее события. Она очень волновалась за Олли.

— Ты хочешь знать, почему происходит то, что происходит? — отвечала Эра. — Что ж… Всему виной время. Нам кажется, что его течение бесконечно, что у нас есть прошлое, есть будущее… Но это мираж. Время — самый великий волшебник и самый большой обманщик. Оно посмеивается, заставляя все сущее плясать вокруг себя и оставлять на каждом витке свое настоящее. Нам кажется, что время идет вместе с нами, и поэтому мы стареем. А время никогда и никуда не идет — оно питается настоящим, которое мы тратим… Ему и так хорошо. Главное, чтобы все суетились и что-нибудь совершали.

— Плохое или хорошее?

— Значения не имеет. Время гурман и любит разнообразие.

— Но, это же никуда не годится! — изумилась Тина. — Выходит, и Олли, и Нури, и Пит, и Болто, и Пина, и я зря стараемся? А как же пресловутая Судьба?

— Судьба тоже волшебник, но она только повар на службе у Времени.

У Златовласки выступили слезы.

— Бедный Олли, он так верит в свою счастливую судьбу!

— Я знаю, ты очень переживаешь за своего мужа. Поверь, и ты, и Олли Виндибур, и все остальные — вы стараетесь не зря. От вас сейчас очень многое зависит.

— Но как же?

— Предначертанного судьбой не сотрешь, но ее можно изменить. Хочешь знать, в чем секрет?

— В чем?

— Нужно просто не замечать Времени.

— И что будет?

— Живущий вне времени не кормит его своим настоящим и с каждым днем становится сильнее. Дух его крепнет. Твой Олли — крепкий духом. Он сможет достойно встретить испытания, которые приготовила ему судьба.

— А ты знаешь, что предначертано? — Тина даже зажмурилась, так испугал ее собственный вопрос.

— Даже если я о чем-то догадываюсь, то сейчас говорить об этом будет крайне неосторожно. Помнишь, что шепнул тебе старый дуб?

— Помню: «Любовь и вера», — улыбнулась Тина.