Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи

В одно прекрасное утро вопреки советам друзей оставшаяся на Эль-Бурегасе Пина не смогла найти ни одной фрейлины. Она была возмущена — все покои оказались подозрительно пусты. Наконец, обойдя все и заглянув для порядка в купальню и кладовые, принцесса-фея сделала очевидный вывод: «Удрали, поганки бледные!»

В последнее время она стала замечать, что ее приближенные ведут себя как-то не так, без обычного благоговения и предупредительности. Да и вид их, встревоженный и бледноватый, наводил на всяческие подозрения. «Хм, — решила она, — наверное, заразу какую-то подхватили, дуры толстопятые». И успокоилась. А вот этого как раз и не следовало делать.

Если бы Тинина сестра не была так занята собой, то она заметила, что на улицах Ласиоты происходит что-то странное. Но вид с террасы оставался прежним: вдалеке все так же синело море, а перед воротами спокойно прохаживалась стража. Иногда, правда, топот множества обутых ног и непонятные выкрики наводили на мысли о постыдной дремучести местного населения, но и только.

Прикусив от злости губу, Пина вышла на террасу кликнуть стражников. Она уже открыла рот, чтобы послать их за беглянками, но вдруг осеклась. У ворот стояла чужая охрана. Хмурого вида хойбы, скорее всего, из племени вислоносых, подняли головы и уставились на нее недобрыми глазами. На рукавах у них белели повязки с изображением синего ромба — так на архипелаге обозначали усмарил.

Увидев кроительский знак, Пина опрометью бросилась в кладовые. Замок на заветной двери был сорван, а запасов усмарила как не бывало. «Воры! Обокрали! — закричала принцесса-фея. — Коварный Дерг упер мой усмарил!» Однако долго метаться в слезах ей не пришлось — в покои вошли вислоносые, и их командир объявил, что именем Правителя Эль-Бурегаса особа по имени Пина Уткинс арестована и лишена всех должностей и титулов. Возмущению Пины не было предела.

— Это я-то особа? Да я… Да я вас в студень! Да я вас в замороженной горчице замурую, а после запеканку сделаю!

Вислоносые недоверчиво покосились на своего предводителя. Тот, быстро осмотрев руки арестантки, кисло ухмыльнулся и, зажав ей рот ладонью, потащил к выходу.

За воротами резиденции все было не так как раньше. Население Ласиоты, уже привыкшее свободно сновать туда-сюда по улицам, опять забилось по щелям и не высовывалось. Редких прохожих останавливали патрули. Кругом белели повязки и громыхали повозки с военным имуществом.

Мимо проволокли связанных гномов. «Наверное, из какого-то загородного рабуца», — подумалось Пине. И тут до нее дошло: «Да это же кроительский переворот! Я все проспала!»

Гномов повели в городскую тюрьму. Арестованная высвободила рот и замотала головой:

— И меня сюда?!

Но вместо ответа получила толчок в спину. Заданное направление не оставляло надежды на ошибку.

Последнее время темница пустовала — туда не сажали даже пойманных уклистов, но теперь она вновь обрела «постояльцев». Мрачные казематы были битком набиты неблагонадежными с точки зрения кроителей согражданами, а также пришельцами с материка, которые не успели или не захотели эвакуироваться перед закрытием переходов.

Очутиться в тюрьме через несколько часов после того, как ты был всемогущим чародеем — ощущение не слишком приятное, да к тому же в камере битком набитой гномами — такой кошмар и в страшном сне не приснится. Гномы сидели, лежали, стонали, сопели, храпели, пыхтели, но ничего не говорили.

— У, сычи бородатые, — бурчала под нос Пина, поеживаясь от зябкой сырости, — так и зыркают из углов!

Гномов она недолюбливала. Третий народ весьма прохладно относился к торжественным появлениям ее милости, да и к чародейству вообще. Какая уж тут приязнь. Теперь ей казалось, что гномы даже посмеиваются над ней. Ей так и слышались бросаемые в бороды усмешки: дескать, нет у тебя усмарила, и твоей волшебной особы тоже нет — так, недоразумение одно.

На второй день заточения в застенок втолкнули мальчишку-хойба, наверное, места в других камерах уже не было. Судя по всему, гномье общество парня тоже угнетало.

— Ты кто такой? — спросила бывшая принцесса-фея, все еще сохраняя в голосе надменные нотки.

Паренек осторожно присел рядом. Ближние гномы демонстративно отодвинулись.

— Я Крун, рыбацкий сын.

— Вот как! — Пина окинула его взглядом. — Кроителям уже и рыбаки не нужны?

— А ваша милость — министр красоты? Чародей с материка?

— Узнал, — благосклонно кивнула Пина, сразу подбоченясь. — Ты обо мне много слышал, наверное?