Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи

Сначала за наглецом пытались гоняться фрейлины-хойбихи. Они сбегались на Пинин гневный визг и начинали преследование. Но Санитар ловко уворачивался, иногда даже кусался и неизменно уходил от любой погони.

— Ах ты, вор пальмовый! — вопила Пина. — Взять его!

Но «взять» никак не удавалось. Санитар исчезал так же неожиданно, как и появлялся. Тогда принцесса-фея, окончательно разочаровавшись в прислуге, собственноножно стала гоняться за полосатым ворюгой. Дело пошло на принцип: Санитар охотился на запрещенные сладости, а Пина охотилась на Санитара.

Дурацкие игры в салочки не прошли для больной бесследно. Четырбок отмечал явные улучшения. Речь и движения пациентки перестали быть вялыми, вес резко уменьшился, а в глазах появился охотничий блеск. И вот что удивительно: занимаясь преследованием енота, Пина стала забывать даже про плановые обеды. С утра, кое-как позавтракав, она выходила на тропу войны.

Вскоре Санитару все реже удавалось предпринимать свои опасные вылазки. Хитроумные ловушки, петли, клейкие коврики, звенящие банки заполонили коридоры и комнаты дворца. А в тронном зале дежурила сама принцесса-фея, вооруженная арбалетом.

В последний приход Четырбока енот был на грани капитуляции. Он был зажат в хозяйственной части дворца, около кухни. Эскулап, весь облепленный клейкими ковриками и гремящий банками, сунувшись на кухню в поисках Пины, чуть не получил стрелу в голову.

— А, это вы, любезный! — кровожадно процедила воительница. — Как там погодка?

Вторая стрела была выпущена в скрипнувшую дверь одной из кладовок. После чего, учуявший приход доктора, немного потянув время, Санитар выбросил белый флаг.

Когда боевой пыл принцессы-феи немного улегся, Четырбок повел Пину в потайной погреб. Там на многочисленных полочках аккуратно были разложены трофеи «отнимателя»: засохшие пирожные, булочки, бутерброды, вазочки с растаявшим мороженым.

— Вот видите, милочка, — назидательно произнес Четырбок, — все это вы хотели скушать. Теперь же, — доктор поправил пенсне, — мы с большой долей утерянности… Или умеренности?.. В общем, рад сообщить, что ваше недоумение… Гм, то есть недомогание прекратилось. Теперь и в Расшир не стыдно возвращаться. Поздравляю, голубушка!

А в это время, кроители выстраивались в шеренги и замирали, с фанатичным обожанием взирая на Правителя Дерга. Правитель приказал устроить смотр войскам на площади перед ласиотским портом.

За несколько месяцев численность новой армии выросла втрое. И не удивительно. Ведь островитяне, вступившие в ряды сторонников «справедливого распределения», получали еженедельный запас усмарила и список разрешенных заклинаний, утвержденный Правителем. Список охватывал все потребности съедобного и несъедобного свойства, в полной мере удовлетворяющие представлению хойбов о безбедной жизни.

«Пришельцы хотят отнять у вас ваши привилегии! — потрясал кулаками бывший предводитель повстанцев с острова Синей ящерицы. — Вы готовы сражаться за сытный обед и за вашего Правителя?» И солдаты, вздымая вверх копья, орали: «Да-а-а!»

Однако Правителя боялись больше, чем любили. Он все больше и больше напоминал прежнего Верховного консула Мазлуса Горха. Глаза Дерга метали молнии, а каркающий, с недавних пор, голос леденил душу. Сомневающиеся и недовольные вокруг него давно уже перевелись — всех извели новые приспешники, объявляя врагами народа.

После того как Правитель Эль-Бурегаса обрел физическую неуязвимость, пришедшую с опрометчиво подаренным Олли талисманом, слова его стали похожи на стрелы, а жесты — на повадки хищного зверя. Старческую немощь как ветром сдуло. Властная энергия пожирала мысли и внутренности, стремясь вырваться наружу и сметая все препятствия на пути к желанной цели — могуществу.

Но открыто действовать Дерг пока не мог — пришельцев все еще приходилось опасаться. Осторожность и интуиция бывшего повстанца подсказывали: еще не срок. Тайно заключив перемирие с остатками Ордена уклистов, губернатор, словно паук в темном углу, плел сети заговора.

И вот, наконец, когда сдерживать гнев и жажду власти уже не было сил, пришло внезапное озарение. С Дергом заговорили. Произошло это в тот памятный день, когда в Ласиоте состоялась казнь Горха. Гроза, пролетевшая над столицей, ударила в сердце Правителя черной молнией. «Отныне ты мое отражение на земле!» — прошептал ледяной Голос.

Ворвавшийся в сознание черный вихрь превратил испепеляющее внутреннее напряжение в холодную, уверенную ненависть. Дерг успокоился, обретя поддержку зовущегося Великим Господином. Теперь он никого не боялся и действовал так, как ему советовал Голос.