Но эта женщина нашлась, что сказать, чтобы завести меня. Она отняла свои руки и отвернула голову, покусывая губу. Профиль у нее красивый, я уже говорил, точеный. И длинная шея с обвивающими ее короткими черными локонами — как со старинного барельефа. Могла бы уделать любую из невервинтерских элитных красавиц. «Дикий колючий цветок», — сказал бы я, если бы был поэтом.
Сола вскинула голову, и вид у нее был такой, как будто она приняла важное решение. Она старалась говорить твердо, но голос ее дрожал.
— Ты… хороший парень. Но здесь наши дорожки разойдутся.
Тут меня и цепануло за живое. Хороший парень. Вот так вот, раз — и мордой в пирог! Как будто я — не я. Не злобная псина, на раз перегрызающая глотки, а благодарный песик, которому она кинула печеньку.
Если бы не минуты, что я карабкался наверх, цепляясь за скалу, рвал жилы, тяжело дышал, отсчитывал секунды, чувствуя себя оторвавшимся от земли чистым листом без единой мысли и посторонней эмоции — я бы не обратил на это внимания и пожелал ей спокойной ночи. А тут… я так четко мысленно представил себе, как на спине начинает гореть след от того, первого, удара плетью, что, в самом деле, это почувствовал — у меня такое бывает. В общем, как последний идиот, с лeту накрутил себя до предела, даже не подумав, а на что, собственно, я рассчитываю, чего хочу и что собираюсь ей со своей стороны предложить. Думаю сейчас об этом — и сам себя не узнаю.
Но все мои недобрые мысли и эмоции остались внутри. Я же «хороший парень». Скушаем вашу печеньку. Чтобы дать ей понять, что меня ее слова ничуть не задели, я улыбнулся лучшей улыбкой, на которую способен, и успокаивающе, почти нежно глядя в ее решительные глаза, медленно намотал еще одну петлю на руку. Все-таки, не обидели меня боги даром лицедейства, потому что, узнай она, что за буря поднимается у меня внутри, не приподняла бы брови и не улыбнулась удивленно краем губ. И вот мотаю я веревку, мотаю, и чувствую, что улыбочка моя рабочая тает, как мартовский снежок. Потому что она ТАК смотрит на меня расширившимися глазами, будто я у нее на глазах ежа слопал. С удивлением и легким беспокойством.
И запал у меня быстро прошел, потому что возникло вдруг паническое чувство, что на этот раз я начал с женщиной игру, которую не могу контролировать. Она была уже совсем близко, и веревка, которую я не отпускал, а она не отвязывала, не давала ей отойти. И что? Что ты, набитый гормонами самолюбивый болван, собрался делать? Руку заломать? Это неоригинально, это ты уже с ней делал, и она это оценила. В общем, гамму возникших у меня чувств можно описать одним унизительным словом: сдрейфил. На скале не сдрейфил, а здесь злобная псина, взглянув в глаза женщины, понявшей, что происходит, была готова заскулить, поджать хвост и от всего отказаться.
Я вспомнил, каким я был лет в восемнадцать-двадцать — спокойным, расчетливым и собранным в том, что касалось службы, и абсолютно психованным, когда дело касалось моих сложных и мне самому не понятных желаний. Сколько обломов у меня было — не счесть, пока я не наметал глаз и не научился различать нюансы, понимать, что за человек передо мной. И сейчас я почувствовал себя тем двинутым полуподростком, который, запав на кого-то, готов ему же дать в морду, если тот что-то заподозрит. Я кашлянул и, стараясь сохранить остатки достоинства, просипел:
— Извини.
Сола поморгала глазами, не отрывая от меня удивленного взгляда, и, когда я уже готов был отпустить ее на все четыре стороны и с позором пойти спать в надежде увидеть свой любимый эротический сон, вдруг как-то неестественно оживилась. Я подозрительно нахмурился. Если она пыталась хитрить и что-то придумывать на ходу, у нее всегда плохо получалось скрыть подвох.
— Не шевелись! У тебя паук в волосах.
Ее рука быстро скользнула к моей голове, будто бы сбивая паука, она подалась вперед и… я увидел совсем близко ее блестящие, с длинными темными ресницами, глаза, черный локон, упавший на лоб, приоткрытые губы. Ее пальцы зарылись мне в волосы, а веревка выпала из моих рук к нашим ногам. Она поцеловала меня. Неожиданно, быстро. Неловко прижалась губами к губам и тут же хотела отвернуться, но я не дал. Задержав дыхание, обнял ее плечи и посмотрел на нее, не веря в то, что произошло.
Боги… она сделала это, и так наивно, так отчаянно. Я ничего не успел почувствовать, но не мог просто сделать вид, что ничего особенного не произошло. Потому что на такой поцелуй невозможно было не ответить. Где вы, надушенные красавицы, оснащенные полным арсеналом средств и приемов соблазнения? Учитесь! Эта неумелая хитрость, этот безыскусный поцелуй покорили меня. Я сдался. Без боя.
Читать дальше