Флейм Корвин - Вор и убийца

Акан устроился рядом с ним и принялся что-то негромко втолковывать. Толпа разочарованно загудела. Но представление окончилось, так и не начавшись. Гости 'Белой вазы' возвратились к прежним занятиям: к еде, питью да разговорам. Умолкшая было певичка вновь заголосила, всеобщее внимание снова обратилось к похождениям ушлого купца.

— Разумеется, мы компенсируем все случившиеся неудобства и с вызванной стражей тоже уговоримся, — Фоссато поставил точку в препирательствах с хозяином постоялого двора. Несколько звонких монет перекочевало в его руки.

— Само собой, обычное дело, — теперь владелец 'Белой вазы' согласился с доводами Оливера, — просто старые знакомцы давно не виделись и на радостях от встречи чуть повздорили.

Еще раз нарочито вздохнув от скудости 'компенсации', трактирщик удалился.

— А ты, Николас, чего стоишь? — сказал Фосс, обернувшись в мою сторону. Я как раз спрятал клинки в ножны. По понятиям, принятым на Крабе, обнаженная в пылу перепалки сталь не должна возвращаться в ножны, не умывшись кровью, и косые взгляды с соседнего столика давали понять, что к этому спору мы еще вернемся. Рано или поздно, но я и не возражал. Джон Шрам не понравился мне с первого взгляда.

— Он из лучших следопытов, кто ходит в Запустение, — Фосс устроился рядом.

— Один такой?

— Нет, не один, есть еще несколько. И почти все из тех, кого можно было найти, пойдут с нами. До конца похода Джон и остальные будут оберегать твою шкуру пуще собственной.

Фосс многозначительно замолчал. До конца похода? А что потом? Потом мы сможем выяснять отношения сколько вздумается? Либо… Свидетели всегда лишние. Однако и я предпочел промолчать.

Ужин так и прошел. Почти в полной тишине, изредка прерываемой ничего не значащими фразами.

С рассветом мы и десятки других путешественников седлали лошадей. Утро выдалось холодным и ясным. Ничего не напоминало, что на многие лиги вокруг столь опасное Сумеречье, та же житейская суета, что и везде.

Покинув северные ворота Первого приюта, наш караван продолжил путь к столице графства. Рой поведал, что до него еще семь дневных переходов. Первый приют являлся коронным городком, потому что строился и содержался исключительно из королевской казны. Чтобы защитить путников и торговые караваны от ужасов ночной поры, корона заложила восемь перевалочных пунктов на дороге от гор до столицы Загорья.

Все остальные городки назывались также незатейливо: Второй Приют, Третий, Четвертый… С момента основания они быстро обросли тавернами и постоялыми дворами, налоги которых также шли в королевскую казну. Конечно, стекаясь сперва в Бранд и водвор генерал-губернатора Загорья. Теперь часть денег непременно осядет в мошне Конрада Дамана, а, следовательно, и в моем кошельке. По возвращении из Запустения… Если вернемся… Я навещу дом старого знакомого, вдруг там появятся какие-нибудь новые интересные бумаги, и заодно пополню запас своих монет.

Главный город Арнийского Сумеречья располагался у самой границы с Северной маркой — владениями Огсбургов, чья молодая и быстрорастущая империя являлась бельмом на глазу старых монархий Большого Орнора. Пять лет назад огсбурги отхватили у Леканта владения в Сумеречье и превратились в западных соседей Арнии. С тех пор аппетиты огсбургского императора Карла Первого вроде бы поутихли, благо, что Ревентоль держал в Загорье внушительные силы королевских войск и наемников. Но слухи ходили всякие.

Дорога постоянно петляла и шла по многочисленным холмам то вверх, то вниз. Лес вдоль тракта все также был тщательно вырублен. Сразу за первым Приютом начали попадаться фермы и деревни горцев. От них веяло прочностью и зажиточностью, но в то же время какой-то вечной тревогой или даже настороженностью. На окнах висели тяжелые закрывающиеся изнутри деревянные ставни, такие же, как у виденных ранее трактиров. Дворы, открытые небу, почти не попадались.

На третий день пути в полдень Запустение впервые напомнило о себе, уж для меня так точно. В трех десятках шагов от развилки дорог тлело пепелище. Рядом на вбитой в землю палке висела табличка с надписью на горском наречии.

— Во имя Бога Отца и Бога Сына! Здесь предана очищающему огню ведьма Цирта Лоудон из Верхнего Ручья, — перевел Акан. — Путник, произнеси молитву за Спасение ее души и ради надежды на Прощение!

Рой слез с коня и принялся читать молитву, мы последовали его примеру. Моя молитва звучала где-то в глубине сознания. Мысли становились все тягостнее: от осознания цели нашего путешествия, от мрачности и дикости окрестных мест, от их мракобесия. От образа отчаявшейся женщины, которую тянет на костер жестокая толпа. Я никогда не жаловался на излишнюю впечатлительность, но почему-то сейчас мне казалось, что ради Спасения души сожгли совсем невиновного человека.