Глен Кук: Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа

«Теперь в этом нет смысла. Допустим, один из них прокусит зубами вены. Ну и что? Даже Туп не настолько глуп. чтобы войти в камеру без искусного волшебника.»

– Если он когда-нибудь появится.

«Вот именно. Может быть, никогда. Они могут все остаться в Кантарде.»

– А труп тем временем будет разлагаться. Однажды кого-нибудь стошнит от вони, этот человек откроет камеру…

Покойник не слушал. Он рассеянно заметил, что, возможно, мне еще придется поволноваться. Я свалял дурака, когда привлек его внимание к Кантарду. Он вдруг направил все мысли туда.

Оттуда шел поток новостей. Я собирал их все утро, но Покойник уже знал большую часть от Плоскомордого. Дружище Тарп всегда рад ворваться к нам с каким-нибудь стоящим известием, если оно хоть немножко может испортить мне жизнь. Я люблю Плоскомордого, но он не способен просчитать последствия. Если бы мозги были замазкой, отпущенной ему порции не хватило бы даже на то, чтобы утеплить комнату без единого окна.

Вести из Кантарда говорили о том, что Карента на пороге победы. Нас ждут бесконечные парады и бесчисленные, доводящие всех до одурения речи.

Как я и предсказывал, потери Каренты были очень велики, но морКары совершенно изменили соотношение сил. Венагеты были разгромлены, они потерпели крах. Теперь Марачи был их самым северным поселением. Все это находилось так далеко на юге, что даже наши десантники до недавнего времени не могли туда попасть.

Республиканская армия Слави Дуралейника, все еще храбрая и боеспособная, тоже уступила численному превосходству противника в сочетании с умелой разведкой и колдовством. Наше командование стало узнавать о планах республиканцев задолго до того, как они начинали действовать.

Не надо быть гениальным военачальником, чтобы увидеть, что скоро республиканцы побегут, и морКары будут их преследовать.

Этим известиям почти никто не верил. Многие не хотели верить. Но трудно было отрицать свидетельства того, что война, длившаяся на протяжении жизни трех поколений, закончится самое большее через год и всеобщий мир может наступить в любую минуту. И все благодаря каким-то летающим существам, которых, когда они впервые посетили Танфер, многие приняли за вредителей посевов.

Время покажет, как говорит Плоскомордый. Никогда не знаешь. Настоящий уличный философ этот Плоскомордый Тарп.

Будущее чревато опасностями.

Белинда так и не переместила Покойника в заведение Морли. Однако ей удалось встретиться со всеми шишками преступного мира и с большинством номинально законных партнеров ее отца. Не успел я и слова сказать, как она отправилась домой. Краск и Садлер удрали из дома Чодо. Но они слоняются где-то поблизости и ждут своего часа.

Конфетка исчезла из моей жизни. Она вернулась на Холм, вероятно, чтобы отвязаться от Брешущего Пса: на Холме его не принимали. Амато продолжал всем надоедать и требовал от меня невозможного. Я не мог открыть для него дверь в дом, где его не хотят видеть. Мне было его жаль, но не более того. Не сообщая Брешущему Псу, я продолжал время от времени передавать отчеты Гулляру, чтобы Конфетка не теряла отца из виду. Но я не мог дать ему то, что он хотел. Я не мог раскрыть ему теперешнюю фамилию Конфетки.

Белинда прислала мне приглашение. Я нанял у Плеймета карету и потащился на встречу с Белиндой. Она знала меня лучше, чем я думал. Когда вечер подходил к концу, она выкатила инвалидную коляску с папашей.

Все тот же старый Чодо. Ни живой, ни мертвый. Белинда использовала его точна так же, как Краск и Садлер. Мне стало тошно. Я ушел как можно скорее, убедившись, что на меня никто не рассердится.

Я был разочарован. Белинда оказалась не лучше тех, кого она выжила. Она сама стала Большим Боссом, переступив через еще теплое тело своего отца.

«Это так необходимо? – заныл Покойник. – Я собирался вздремнуть. Уйти из этой юдоли скорби в страну сладких грез.»

– Подожди! Это правда очень срочно.

«Тогда докладывай. Скорей. Я хочу спать.»

Несмотря на военные сводки, он был не очень огорчен. Не грозился совсем закрыть лавочку.

«По милости твоего никчемного биологического вида я испытал множество разочарований. Переживу и это. Давай, выкладывай.»

Я описал посещение дома Контагью. Кое-что опустив. Будучи джентльменом, я проявил скромность.

Будто нарочно, чтобы довести меня до ручки, он заметил:

«Интересно иногда посещать мистера Контагью. Я подозреваю, что все может оказаться не так, как представляется с первого взгляда.»